Для сравнения результатов деятельности австрийской военной миссии с успешно функционировавшей казачьей бригадой под началом русских офицеров на начальном этапе, можно привести следующие данные. К исходу 1879 г. у австрийцев в наличии было 1800 человек войск, у русских — 600 казаков и столько же лошадей, причем содержание лошади обходилось вдвое дороже содержания каждого казака. Следовательно, расходы должны были быть равными. Полковник Шоновски израсходовал в 5 раз больше средств, несмотря на это, казаки были отлично вооружены и обмундированы, австрийские же сарбазы, по сообщению А. Домантовича, ходили оборванные[383]. При этом австрийцами было истрачено более 300 тыс. туманов, расход же казачьего отряда составил 110 тыс. туманов[384]. Следы былого величия австрийской военной миссии сохранились лишь на стенах казарм и воротах казенных зданий, где яркими красками разноцветных изразцов были изображены формы австрийской армии. Но кроме полустертых изображений и остатков изношенной формы, в Тегеране ничто не напоминало о деятельности австрийских офицеров[385].
К середине 80-х гг., разочаровавшись в австрийских военных инструкторах, Наср-эд-Дин шах решил пригласить в иранскую армию представителей прусской военной школы. Как известно, дипломатические отношения с Пруссией были установлены Ираном еще в 1857 г., хотя постоянные контакты с Пруссией и не поддерживались. В 1873 г. Во время первой поездки шаха в Европу, его эмиссар вел переговоры в Петербурге с германским послом о разработке проекта нового договора, в 1885 г. В Тегеран прибыла германская дипломатическая миссия во главе с фон Брауншваигом с целью основать посольство[386]. Сразу же по заключению договора специальный посланник шаха в Европе Мухсин-хан вел переговоры с канцлером Бисмарком о командировании в Иран германских военных инструкторов и одного советника. В результате в Иран были посланы два отставных генерала — Фельнер и Ветт, без соответствующего штата инструкторов. Согласно Брадфорду, Фельмер прослужил в Иране до 1890 г., а Ветт остался в стране до 1911 г.[387] Таким образом, план Наср-эд-Дин шаха о военном сотрудничестве с Германией остался неосуществленным. Кроме того, при шахском дворе оставалось еще несколько французов и итальянцев, не имевших никакого отношения к военной службе, но в то же время занимавших ответственные военные должности[388].
К началу 1900 г., благодаря постоянным сменам, приглашаемых европейских военных миссий, действовавших каждая самостоятельно, не считаясь с предыдущими, отсутствием в стране средств, протекционизму, взяточничеству, как бы санкционированном самим шахом, бравшим взятки с начальников и продававшим высшие должности, колоссальное расхищение казенного имущества и денег, отпускаемых на содержание частей, в очередной раз привели к полному развалу армии, которая в дальнейшем продолжала существовать исключительно на бумаге.
По авторитетному мнению генерала Косоговского, введение европейской дисциплины в персидскую армию, по меньшей мере, было невозможно, по причине децентрализации власти и всех правительственных ведомств[389]. Везде недоставало системы, как в отношении платы, одежды, пищи, обоза, снаряжения, интендантства, так и в отношении командования. Персидские войска, насильственно подогнанные под европейское лекало, утрачивали присущие ей характерные особенности, делавшие их вообще неспособными к ведению войн. Очевидно, что, если персидская армия и воспринимала что-либо европейское, то только внешне[390]. Учитывая силу патриархальных родовых начал, в европейских офицерах персидский солдат видел лишь временщиков, и только служебных начальников, с которыми, за пределами служебных рамок, ничего более не имел. Персы, любители витиеватых выражений, давали такую характеристику европейским инструкторам: «Иностранцы в персидских войсках — это поток во время весеннего половодья: схлынут воды — и нет их, персидские же командиры — это камни, остающиеся на дне потока»[391]. В сущности, несмотря на внешние перемены, персидские войска ничего не забыли старого и ничему не научились новому.
388