В так называемой Легендарной саге об Олаве Святом, написанной для прославления этого провозвестника христианства и сохранившейся в рукописи середины XIII в., немало рассказывается о битвах, в которых он убил много людей и много награбил, а также о том, как он заставлял принимать христианство, угрожая смертью. Об этом же, но более подробно рассказывает Сага об Олаве Святом из Круга Земного, и в частности о том, что если кто-либо не хотел оставить язычество, он [Олав Святой] некоторых высылал из страны, у других велел отрубить руки и ноги или выколоть глаза, иных повесить или зарубить, так что никто не оставался ненаказанным из тех, кто не хотел служить богу.
В Исландии не было королевской власти, не было института, который нуждался бы в поддержке христианской церкви и мог бы использовать ее для подчинения себе населения. Поэтому в Исландии христианство вводилось не под угрозой пыток и смерти. Однако и в Исландии миссионеры не останавливались перед убийством, как видно из Саги о крещении. Торвальд Кодранссон, один из первых христиан в Исландии, убил троих за нид (хулительные стихи), сочиненный о нем и немецком епископе Фридреке. Правда, в ниде этом говорилось (и это было действительно крайне обидным по тем временам), что епископ якобы родил девятерых детей от Торвальда. Немецкий священник Тангбранд, который потом был миссионером в Исландии, однажды убил человека в поединке: негодяй хотел отнять у него красивую ирландскую рабыню. Затем Тангбранд ходил в викингский поход против язычников и взял большую добычу. Король Олав Трюггвасон послал его в Исландию проповедовать христианство. Там Тангбранд и его последователи убили за нид сначала скальда Ветрлиди, потом Торвальда Хворого, а в битве с людьми, у которых Тангбранд и его последователи насильно купили пищу, было убито еще девять человек. В Саге о Ньяле рассказывается еще, что Тангбранд убил в поединке некоего Торкеля: негодяй посмел выступать против веры, которую проповедовал Тангбранд.
Как очевидно из Саги о крещении, исландцы принимали христианство вовсе не потому, что находили в нем высшую мораль, но потому, что миссионерам удавалось убедить их в могуществе христианского бога. Кодран Эйливссон принял крещение потому, что жертвенный камень, в котором жил, как Кодран считал, его дух-покровитель, лопнул, когда епископ Фридрек произнес над этим камнем молитву. Торкель Крафля и многие другие дали себя крестить после того, как огонь, освященный тем же епископом, обжег свирепых берсерков, не боявшихся огня. Гест Оддлейвссон и его друзья дали себя крестить после того, как огонь, освященный Тангбрандом, сжег ноги другому свирепому берсерку, не боявшемуся огня. И так далее. Не случайно Торгейр Годи в своей знаменитой речи на альтинге мотивировал необходимость принятия христианства в Исландии только политическими мотивами и ни слова не сказал о моральном превосходстве христианства.
Моральной сущностью христианства были для людей того времени, конечно, вовсе не гуманность и миролюбие (они стали атрибутами христианства только в сентиментальных и антиисторических фантазиях ученых нового времени!), а щедрое награждение всех праведников, т. е. всех поклоняющихся христианскому богу, и жестокое наказание всех грешников, т. е. всех, не поклоняющихся ему, и в первую очередь всех язычников. Награда за поклонение христианскому богу казалась реальной, в частности, в силу веры в чудеса, которая усиленно насаждалась церковью. А реальность наказания за непоклонение ему обеспечивалась деятельностью тех провозвестников христианства, которые подвергали язычников казни и пыткам, а также верой в ужасы ада, тоже усиленно насаждавшейся церковью. Как рассказывается в Элуцидарии, схоластическом трактате, пользовавшемся огромной популярностью в средние века и переведенном на исландский язык, по-видимому, еще в конце XII в., большая часть человечества попадет в ад, в том числе и многие дети старше трех лет, а также все, не принявшие крещения, и наибольшим удовольствием для спасенных от ада будет наблюдать, как корчатся осужденные на вечные муки в аду.
В этой морали награды и наказания свыше, очевидно, нет ничего гуманного и миролюбивого. И она была, конечно, большим регрессом по сравнению с моралью самопомощи. Мораль награды и наказания свыше широко представлена в сагах о епископах, нередко и в сагах о королях. В сагах об исландцах она почти совсем не представлена. Это, конечно, объясняется тем, что, хотя христианство и было принято в Исландии еще на рубеже X и XI вв., христианский бог в силу отсутствия в Исландии государственных институтов не мог пользоваться там таким авторитетом, каким он пользовался, например, в Норвегии, где его культ насаждался самим королем. Ведь изменение того, во что люди верили, не означало изменения того, как люди верили: вера в бога была для людей того времени не столько верой в его существование (по-видимому, в представлении людей того времени языческие боги существовали наряду с христианским богом), сколько верой в его силу.