Призрак надежды, так аккуратно взлелеянный ранее, быстро тает в его глазах… Наконец наступал тот самый психологический момент, когда можно брать парня "тёпленьким".
– Ты понял, о чём речь?
– Розыгрыш? Кто вас направил? Друзья? Хотя… какие к чёрту друзья?
Я продолжаю, кардинально меняя тактику:
– Мы из хроно-полиции, из будущего. Инспектор Лосев, – Тычу пальцем в напарника, и тот, усмехнувшись, отвечает утвердительным кивком головы, – Я – старший инспектор Манцев. Газеты подлинные. Как вы, наверное, поняли из прочитанного – в ближайшее время ваше имя станет узнаваемым, картины войдут в фонды национального достояния сразу нескольких европейских государств. На доме, где вы сейчас живёте в подвале, повесят медную табличку: "В этом доме с … до … жил такой-то известный художник". Любая ваша картина – через каких-то пять лет – станет стоить целое состояние.
По мере того, как мои слова всё глубже проникают в сознание жертвы, туман в тусклых глазах начинает постепенно рассеиваться, взгляд приобретает осмысленность, и только брови, уверенно покорив пик высокого лба, ни в какую не желают спускаться вниз.
– Что вы сказали? – Ошалелый взгляд испуганно перепрыгивает с одного непроницаемого лица на другое.
– Хотите цитату из Всемирной Энциклопедии изобразительного искусства, изданной в две тысячи сотом году?
Неожиданно он вспыхивает яркой петардой:
– Хватит меня разыгрывать! – Порывисто вскочив, пытается бежать из уютной кафешки, где мы сидим за столиком битые два часа.
Я профессионально успеваю перехватить его трепещущую длань:
– Да подожди ты! Убежать никогда не поздно, только вот если сейчас убежать, может и наступить то самое – безвозвратное поздно.
Художник останавливается, делая сложный выбор – ему, конечно, хочется верить и в это сказочное будущее, которое сулят газеты: о случайных находках его пропавших картин, ставших бесценными шедеврами, и наши льстивые россказни; но здравый смысл, устоявшаяся вера в беспросветную безнадёгу нашёптывают об изощрённом дьявольском обмане и требует поостеречься.
– "Становление", "Уповаете", "Слияние", "Без преград"…
– Как? – Волосы на голове собеседника шевелятся змеями Горгоны, видно моя подача переворошила все устоявшиеся представления живописца о мироздании. – Никто… Понимаете, еще никто…
Мы многозначительно молчим.
– Вы хотите сказать, что знаете названия заготовок картин? А может вы из полиции, а я указал их в протоколе? – Слова звучат излишне резко. Видно парень пытается найти простое объяснение необъяснимому. Но слезящиеся глаза молят продолжать рождение сказки. – Что же вы от меня хотите?
– Я хочу, чтобы ты нам поверил. Ни одна, даже самая захудалая газетёнка, вечно страдающая от отсутствия пережаренных фактов, не купилась на этот банальный инцидент. А информации о будущих картинах нет даже в полицейском протоколе. Она присутствует только… – я, поддавшись искушению, выдерживаю тягостную театральную паузу, – В твоем БУДУЩЕМ!
– Несколько украденных картин будут найдены в течение этого полувека, – Свежеиспечённый «инспектор Лосев» указывает на разбросанные по столу газетные вырезки, – Ну вы же прочитали – везде чистейшая случайность… Большая часть не будет найдена ещё и в наше время.
– Ваше, это когда?
– Прибавьте сотню с хвостиком лет.
– И что? Что вы хотите в нашем времени? Найти все мои картины?
Наступал кульминационный момент. Перебрасывая нить разговора друг-другу, мы не даём и секунды спокойно поразмыслить:
– Нет. Мы намерены защитить вас.
– От чего?
– Понимаете, кража картин, проблемы с реализацией, гробовое молчание критиков – это всё заговор, инициированный из нашего будущего. Точнее… из ВАШЕГО будущего.
– Зачем? – Художник внимательно слушает, втайне надеясь на, пускай не совсем безупречно гладкое, объяснение своих бед… Но зато такое близкое и понятное – он гений, и только скрытая злая воля мешает реализовать весь потенциал.
– Цель – поднять цену на картины.
– Вот, например, кто к вам обратился о проведении выставки картин?
Перекрёстный разговор давит уже сломленного человека, заставляя всё глубже и глубже погружаться в болото нашей фантастической истории, безусловно беря на веру слова двух искусителей.
– Не знаю, получил заказное письмо, обрадовался, поэтому даже не поинтересовался. Казалось вот оно – нашлись поклонники моего таланта. Отдал почти все свои законченные картины… самые удачные – пятнадцать штук. До этого, за всё время смог продать только четыре, а тут пообещали распродать всё в течение месяца. А потом взлом, кража, и всё-о-о… Когда пришёл за компенсацией от кражи, никого не нашёл – ни хозяина зала, ни арендатора.