Парни в общем были такими же, как и в мое время — кто-то не испытывал страха и рвался в бой, кто-то наоборот трусил, но крепился, чтобы не потерять лица. Так что все разговоры про то, что вот раньше были люди, а в мое время — трусы — ерунда. Так было всегда. Да и разговоры, что в Великую Отечественную повыбили весь генофонд — тоже странные. Про Гражданскую тоже говорили, что повыбили лучший генофонд, но кто же тогда победил фашизм во Второй Мировой? Вот так-то. Да и потом герои не переводились. Так что всегда на смену одним придут другие. Главное — идеология и настроение общества.
Эти два момента тоже уже активно использовались в воспитании бойцов. И мы усиливали мотивацию к бою на всех трех уровнях мотивов — социальных — любовь к родине, ненависть к врагу, чувство долга; коллективных — товарищество, взаимовыручка, страх группового презрения, и индивидуальных — премии, награды, возможность повысить свой статус, испытать свои силы. Проще всего вырабатывались коллективные уровни мотивации — коллектив как никто другой мог оперативно оказать влияние и воздействие на индивида. Но уже от них боец рос и до социальных, а уже если подключались еще и индивидуальные из направленных на личностный рост, то можно было считать, что психолог, командир и коллектив поработали просто отлично. Наши мотивы, цели, настроения, воля должны были быть сильнее, чем у противника.
Социальные факторы, как наиболее доступную для массовой пропаганды сторону психологического воспитания, мы продвигали всеми способами — статьи в газетах, выступления на радио, кинофильмы, спектакли — каждая единица культмассовой продукции поднимала те или иные стороны и вопросы — составление правильного — священного и освободительного — образа войны в глазах общества, правильного, нацеленного на победу над врагом, отношения к войне — все эти вопросы раз за разом поднимались и разжевывались в многочисленных произведениях и статьях. Отмечу, что в первые недели и месяцы войны эти образы в глазах людей были достаточно негативны — и по причине наших поражений, и по причине особенностей, и это мягко сказано, поведения значительного количества представителей советской власти. Поэтому-то и приходилось преодолевать отсутствие энтузиазма — настрой был негативный, и мы его выправляли фразами "вот суки что делают, ну ща мы им вломим, раз не хотят по-хорошему". К армии и к нам отношение тоже было негативным, у многих она потеряла доверие, ее воспринимали как нахлебника, который не смог справиться с врагом, хотя ее так много кормили. Поэтому по-началу в отношении к нам бывали и такие настроения, что "вы тут воюете, а нас потом из-за вас убьют". С такими разговорами мы справлялись в легкую — "не, дед — убьют тебя не из-за нас, а из-за того, что они на нас напали".
Образ немцев тоже по-началу был не слишком-то и мрачным, и нам приходилось бороться с этим образом культурной европейской нации — "да они сжигают деревни и расстреливают раненных", с образом братского пролетариата — "этот пролетариат только и ждет, чтобы стать барином — им обещали наделы, а ты на них будешь горбатиться батраком — вот и будет тебе пролетарское братство. Ты пойми — они сейчас отравлены своей буржуазией — та влила им в уши, что их жизненное пространство на востоке — думаешь, почему они подержали Гитлера? А вот — захотели землицы. Ну мы им обеспечим… пару метров — больше-то и не надо" — "А-гагагагга". Так мы постепенно растили образ ненавистного врага, посягнувшего на нашу свободу. Правда, на это тоже находились возражения — "А у нас можно подумать больше свободы" — "Так ты же за нее не дрался — так с чего тебе немцы ее дадут? Дерись — и будет тебе свобода". Против возражений "эта война нужна только коммунякам" делалось возражение, что "гитлеровцы воюют не против коммуняк, а против народов СССР — им нужно жизненное пространство независимо от того, есть ли здесь коммунисты, и мы тут в любом случае — лишние — им не нужно столько людей, чтобы обслуживать новых помещиков. А разговоры что они воюют против коммуняк — это их пропаганда, чтобы разделить наше общество — выделить самых нестойких и сделать из них предателей. Ты хочешь быть предателем? Хочешь предать соседа, брата? Чтобы твоя сестра прислуживала немцам?". Так, постепенно, уже к зиме сформировался прочный настрой нашего общества на победу, который был подкреплен и нашими успехами.
И эти успехи базировались не только на обеспечении и тренировках, они базировались и на том, что мы прививали бойцам особый настрой — давить врага всеми силами и средствами, не считаясь ни с какими законами человечности. Врага надо убить. Точка.
Постепенно мы пришли к тому, что объектом противоборства для нас стали не сами немцы, а прежде всего их способность и воля к сопротивлению. Именно на подавление воли были направлены множество акций — массированные и короткие обстрелы, снайперский террор, когда одну часть загоняли под перекрестный огонь снайперов, и не давали выйти из-под него несколько часов, вместе с тем не позволяя другим частям фрицев прийти к ним на помощь. А потом отпускали выживших, чтобы они разносили панические настроения. Дополнительно до немцев довели, что если случится попадание в санитарный БТР или в госпиталь — уничтожаем всю часть и пленных не берем. И это работало — за все время было уничтожено под корень только три немецких полка. И еще два — из-за расстрела пленных. Причем если немец переходил в другой полк — на тот полк тоже распространялось проклятие — про него доводили до немцев. С летчиками разговор тоже был коротким — если хоть одна бомба упадет на жилое здание — в течение недели уничтожается вся эскадрилья — перекидывали на этот участок фронта усиление и вырезали, уничтожали их снайперами, засадами, фугасами. Даже раненных из этих частей. Сбивали в воздухе выпрыгнувших с парашютом. Правда, это удавалось не всегда — последнего летчика из последней такой эскадрильи уничтожили только в 1969 году, в Сиэтле.
И боевая устойчивость немцев после этих акций начала снижаться — если вначале они были боеспособны при потерях до 70 %, то к весне 42го уже и 20 % потерь выводило из боя все подразделение — они просто знали, что если уж пошли такие потери, то за них принялись всерьез, и просто остаться в живых, пусть даже и в плену, будет чудом. Тем более неизвестно — вдруг кто-то из их полка накосячил, вот нас из-за него и мочат — все эти слова немцы уже отлично знали из листовок, в которых мы рассказывали — кого и за что конкретно замочили. Был период, когда мы и присочиняли истории — тогда фронт немецкого полка порой рушился после первых же выстрелов. Но продолжалось это недолго — расстрелами и отправками в штрафбаты немецкое командование снова заставило солдат бояться себя больше, чем нас. Но и то хлеб.
Одновременно мы всячески способствовали повышению духа и устойчивости наших бойцов, и не только тренировками. Прежде всего, мы старались снизить число стрессоров, которые воздействуют на бойцов на поле боя. Вот почему много сил и средств мы тратили на уничтожение артиллерии и авиации. Если остальные виды огневого поражения еще как-то были терпимы, то взрывы снарядов, прилетавших неизвестно откуда и неизвестно в какой момент, или бомб, которые своей разрушительной силой были просто огромны по сравнению с маленьким человечком, сильно снижали воинственный настрой. И мы всячески старались снизить давление внешних условий на психику бойца.
Чтобы человек не тратил силы хотя бы на борьбу с предметными проблемами — надо организовать его предметное окружение — тогда у него будет больше сил на решение собственных проблем. Но нужно знать — как те или предметы отражаются в его психике — может оказаться так, что их изменение никак не повлияет на его психику. Например, привычность территории — для нас более привычен лес, для немцев — открытая местность. Поэтому для боев мы старались выбирать местность, подходящую нам. В Красной Армии почему-то не учитывалось, как окружающая среда, обстановка, динамика ситуации влияет на человека — там считалось, что важен только дух. Ну да — дух-то важен конечно, без него никакие благоприятные условия не помогут, но и дух — не всесилен, лишь у малого количества людей дух может победить все обстоятельства. Но воюют-то не только они, так вот для остальных — кто менее силен духом — и важно создавать благоприятные условия, учитывать, как они влияют на это дух и при необходимости создавать условия, которые укрепят это дух — да просто пролететь звеном истребителей над войсками — уже укрепит дух, покажет, что про них не забыли, их поддерживают. Перекинуть пару крупнокалиберных батарей, показать на пару часов танковую роту — это сильно повышает устойчивость бойцов. Не надо рассматривать людей как машины — включил — и поехала. Машины, и те ломаются, что уж говорить о людях. Нужна профилактика их психического состояния.