Тут я уже окончательно выпал из понимания происходящего и лишь наблюдал, как, чертыхаясь, операторы ловили немецкие истребители.
— Ах черт, зашел за бомбер…
— Так, усиль-ка второй канал… есть-есть-есть…
— Опа! Вот еще один прятался.
— Да не, это тот же — высота одинаковая.
— Не, пара — летели рядом, а сейчас разошлись.
… Радиоохота продолжалась еще пять минут, но к цели уже шли эскадрильи наших истребителей, поднятые по тревоге после получения первых же данных о количестве бомбардировщиков — и так было понятно, что такую армаду не поднимут на простую прогулку.
По результатам воздушного боя оказалось, что локаторщики недосчитались шести бомбардировщиков при общем количестве в тридцать девять единиц. Зато истребителей они насчитали ровно в два раза больше — все-таки без узконаправленных антенн считать такие мелкие объекты на таком расстоянии было сродни гаданию на кофейной гуще. Но все-равно, у немцев не вернулось из июльского неба более десятка бомбардировщиков и семь истребителей. В общем, радиоглаза показали себя с самой лучшей стороны, хотя первый среди локаторщиков орден получил сержант, который работал на экспериментальной установке, работавшей уже на дециметровых волнах. Конструкцию и технологию производства многорезонаторных магнетронов, выдававших большую мощность на СВЧ, мы получили из НИИ-9, которые занимались этой темой чуть ли не с тридцать пятого года. Но даже с такой помощью первые хоть как-то работающие образцы мы смогли создать только через полгода — как раз к первому июня сорок второго. Работа на первых аппаратах дециметрового диапазона была очень сложной, еще сложнее, чем на лампах (хотя казалось бы, куда уж…). Магнетроны требовали постоянной подстройки — в зависимости от температуры их части расширялись, отчего менялись характеристики генерации. Поэтому надо было либо сохранять температуру охлаждением, либо делать детали из материалов с как можно меньшим коэффициентом расширения, либо регулировать параметры работы изменением магнитных и электрических полей — изменением напряжений или количества работающих витков катушек индуктивности. Как правило, в той или иной степени применялись все методы, а опытные радарщики могли тонким подбором напряжений выжать из аппаратуры даже то, на что она не предназначалась конструкторами. Сержант как раз и получил орден, когда смог обнаружить самолет противника за 240 километров на радаре, рассчитанном на 100. Наши истребители его перехватили, и очень удачно — оказалось, везли важную документацию и генерала. За что, собственно, сержант и получил награду и повышение на одно звание. После этого аппаратуру еще больше засекретили, а конструкторы потратили много времени, чтобы замаскировать антенные установки подо что-то непохожее — те же телескопы или антенны радиосвязи.
Глава 14
Но и с новой техникой нам пришлось повторять те же шаги, что мы проходили на метровых волнах. Все так же по-началу наши конструкторы проектировали схему для каждой местности и для каждого набора радиодеталей. Скажем, получился магнетрон с такими-то характеристиками. Один из сотни. Выбрасывать нет смысла — другие получатся с другими характеристиками (отсутствует стабильность производства!!!). Следовательно, измеряем параметры магнетрона, и под эти конкретные параметры создается индивидуальная схема. Точнее — может и не создается с нуля, но подбираются резисторы (а они ведь тоже имеют разброс!!!), определяются режимы работы, то есть положения регуляторов, при которых получим те или иные режимы. И это — для каждой конкретной РЛС на конкретном магнетроне. Поставили другой магнетрон — получили другую РЛС. Ручные технологии во всей их красе. И точно так же каждая из первых дециметровых станций жила отдельной — яркой и насыщенной — жизнью. Добавим антенну — и получим другую диаграмму. Нарастим мощность добавлением каскадов или перепроектированием антенны под более узкую диаграмму — получим больше мощности, а следовательно и дальность. Или поставим рядышком сегмент, который прижмет к земле диаграмму — и получим возможность обнаружения низковысотных целей, которыми так понравилось быть немцам.
Формирователь импульсов запуска, система перестройки частоты, согласующие устройства, гетеродины, источники питания, фильтры — все постоянно преобразовывалось, модифицировалось, улучшалось, и, казалось, конца и краю этому не предвидится. Да даже измерение высоты — сделали отдельные высотомеры, у которых вывод информации на экран учитывал кривизну земной поверхности. Было прикольно наблюдать, как развертка рисует не прямые линии, как в нормальном экране обзорного радара, а загибающиеся вверх — ведь РЛС "видит" по прямой (это не так, но для упрощения), и чем дальше она видит, тем больше искривление земли под самолетом, что она видит. Соответственно, тем выше на самом деле находится самолет над своей локальной земной поверхностью. То есть если мы, скажем, видим самолет на высоте километра над горизонтом, то под ним может быть еще три километра, скрытых от нас этим самым горизонтом. А чтобы отрисовать эти изгибающиеся линии на экране, требуется не такая уж простая схема развертки — ведь нужна и возможность перестраивать ее по дальности, чтобы по-подробнее рассмотреть ближайшие окрестности, а в следующий момент переключиться на дальние дистанции. А еще и отметки дальности и высоты — как для дальномеров, так и для обзорных экранов. Ведь поменяли развертку — поменялись и масштабы отображения информации. По-началу мы обходились накладными прозрачными экранами — каждый для фиксированного значения развертки. Затем умельцы сконструировали схему управления лучом, которая сама проставляла эти отметки, и появилась возможность плавно перенастраивать масштаб — удобство работы оператора резко возросло.
Так что количество схемных решений росло в самых разных областях радиолокации, соответственно, возрастали и возможности наших станций. Но развиваться еще было куда. Так, работы по дециметровым волнам мы только начинали, а впереди были сантиметровые, а, может, еще и на миллиметры заглянем — пока не знаю, зачем они нужны. Это помимо фазированных антенных решеток и цифровой обработки сигналов — я закинул удочку нашим конструкторам на предмет этих тем, кто-то заинтересовался, так что посмотрим, что у них будет получаться. Пока и без этих наворотов дальность обнаружения к осени сорок второго выросла с десяти до более чем двух сотен километров, а ошибка по дальности, наоборот, снизилась с двух-трех километров до сотен метров. Правда, это на расстояниях до сотни километров, дальше ошибка возрастала, на максимальных дистанциях — почти до десяти.
Но и это было неплохо — главное, мы увеличили время с момента обнаружения цели до момента ее подлета к локатору с меньше чем минуты до двадцати минут для истребителей и сорока минут для бомбардировщиков, так что у нас значительно повысились возможности маневра истребительными силами — порой бывало так, что истребители с одного и того же аэродрома успевали отразить одну атаку, сесть, заправиться-перезарядиться-поменять пилота и взлететь, чтобы добивать остатки от результатов отбивания другой воздушной атаки. То есть РЛС позволило нам создавать численное преимущество в девяноста процентов боев при общем численном преимуществе немцев. Причем соотношения были анекдотичные. Наше преимущество в среднем бое было в два-три раза, а у немцев общее преимущество было в пять-семь раз. И это только непосредственно в самом бое, или как мы стали его называть, в основном. Так как при наличии всевидящих глаз (ну, почти всевидящих) мы могли и горячо встретить, и так же тепло проводить нежелательных гостей — если, конечно, от них еще что-то оставалось к моменту проводов. А если что-то и оставалось, то уже с полусухими баками и почти расстрелянным боекомплектом. Начиная с лета сорок второго мы стали добирать основное количество воздушных побед именно на добивании отступающих немецких самолетов, а вся прелюдия — наскоки при их подходе к цели, основная свалка — были лишь "предварительными ласками", предназначенными для того, чтобы немцы поистратили свои силы, подрастрепали строй, да просто чтобы немецкие пилоты устали, тогда как наши наваливались на них со свежими силами. Для этих целей мы конечно же оставили избыточность по радиолокационному покрытию — поставили больше станций, чем требовалось. Где-то раз в пять — вдруг у кого-то из яйцеголовых что-то не пойдет, так хоть в нашем радиозаборе не окажется вдруг дыр, через которые немецкие шавки смогут незамеченными проникнуть в наш огород.