Недомогание прошло уже через несколько часов, однако, на всякий случай, мы решили подождать на этой высоте до следующего утра. Но не сидели безвылазно, а сходили на охоту и собирательство. Я добыла орехов, поймала трёх мелких прыгучих грызунов, а на обратном пути оглушила камнегрыза в два локтя длиной. Последнего обнаружила в заполненной водой впадине между скалами. К моей радости, животное оказалось вполне съедобно, причём как для моего вида, так и для людей.
Как-то так получилось, что мы до сих пор не вскрывали камнегрызов — это была первая особь, попавшая в руки посвящённых. Естественно, я не упустила такой шанс. Выяснилось, что это не червь и не насекомое. По внутреннему строению животное напоминало амфибию, хотя некоторые черты более характерны для рептилий. А ротовой аппарат вообще оказался цедящего типа — судя по всему, питаются камнегрызы чем-то очень мелким.
Впрочем, почему бы и нет? Если в толще скал обитают камнегрызы, растут грибы, на этой породе прекрасно себя чувствуют многие растения — то нельзя исключать, что внутри камня тоже есть жизнь. Может, низшие грибы, может, ещё какие-то мелкие существа.
Тщательно сфотографировав и описав камнегрыза, разделила мускулистую тушку на всех. Несмотря на съедобность, мясо сильно горчило. Но мы всё равно не стали выбрасывать добычу — здесь, в горах, на поиски пропитания уходит больше сил и времени, чем в джунглях. Поэтому лучше не брезговать доступным мясом... пусть и невкусным.
— Но охотиться на них будем только в случае реального голода, — твёрдо заявила Вера.
— Согласна, — поддержала Рысь, скривилась и проглотила последней кусочек своей доли.
— Да уж, вкус тот ещё, — согласилась я. — Но не выбрасывать же теперь.
Физик хмыкнул и откусил, всем видом показывая, что как раз выбросить он ничуть не против. Но вслух ничего не сказал.
Камнегрыза мы полностью съели за один раз — растягивать сомнительное удовольствие никому не хотелось.
Перед сном я долго сидела у скалы, положив ладони на тёплый камень и следя за перемещением растворяющих породу животных. Там, внутри, камнегрызы двигались гораздо медленней, чем когда выползали наружу — видимо растворять камень нелегко и даже в текучей форме он мешает. Ну или нужный фермент вырабатывается у животных не так уж быстро. Благодаря этому не приходилось опасаться внезапного появления камнегрызов. Я ненадолго переключилась на ночное зрение — и гладкая поверхность пола ожила, в двух местах слегка светясь изнутри. Тусклые огоньки ползли, повторяя движение странных безногих амфибий, один потихоньку затухал — по мере того, как животное удалялось. Прошло столько лет, а я всё ещё не устаю наслаждаться удивительными особенностями, которые подарил нам новый организм.
Несмотря на то, что плотность жизни снизилась, пока я не испытывала ощущения клаустрофобии, которое непременно появлялось, стоило одеться. Но расслабляющая обстановка настораживала — поэтому мы несколько раз в сутки устраивали небольшие разминки-тренировки для поддержания кожной чувствительности. Ведь потерять её куда легче, чем вернуть, а снова становиться беспомощными после возвращения в джунгли не хочется.
Ещё одной непривычной, но очень приятной особенностью гор оказалась медленная порча добычи. Сначала, по старой привычке, мы норовили съесть большую часть собранного и пойманного в течение четверти суток, но постепенно поняли, что спешить ни к чему. Даже без тепловой обработки пойманная утром дичь вполне годилась в пищу на закате — хотя и начинала пованивать. Но к запаху нам не привыкать — в джунглях в такое состояние убоина приходила уже через два-три часа.
— Как здорово-то! — искренне восторгалась Рысь. — Да тут прямо хоть кладовые устраивай. Если мясо так медленно портится, то наверняка зерно и многое другое тоже дольше храниться будет. Прямо как в холодных ящиках на Земле, да?
Я невольно улыбнулась.
— Нет, не так. В тех ящиках мясо могло... — я мысленно перевела земное время на местное, — ...сутки-двое лежать, ещё не начав тухнуть. А если заморозить — то вообще очень долго.
— Всё равно хорошо, — отмахнулась от меня воодушевлённая дочь.
Когда мы достигли высококучевых облаков, Рысь обнаружила ущелье — промежуток в пару десятков метров между скалами. Посовещавшись, мы решили разведать, ведёт ли оно куда-то, обрывается тупиком или превращается в пещеру. Но несколько часов похода не принесли ответа — извилистый путь всё не кончался. И только к следующему полудню выяснилось, что мы зашли в тупик.
Скудный обед застал между скал. Тогда же мы допили остаток воды из предусмотрительно взятых с собой фляг (начального имущества, когда-то переданного колыбельскими йети). Потом опёрлись о стены и некоторое время смотрели вверх, на вздымающиеся над головой почти отвесные скалы, поросшие кустами и лианами. Терять целый день на путь обратно было откровенно лень.
— Поиграем в антиграв? — поинтересовалась я, похлопав по сумке с упряжью.
— А у всех ли есть антигравы? — мечтательно улыбнулась Вера небу.
Я вздохнула: геолог права. Сейчас мы не только проводим разведку местности, а оцениваем, насколько она доступна для других людей и йети.
— Если будет необходимость — используем, — предложил Маркус. — Или сами в небе побываем, или ты роль кормилицы и поилицы исполнишь. А пока... — физик встал, уцепился за ветки ближайшего куста и подтянулся. — Тут вроде колючек нет. И растения из тех, что крепко держат. Как думаете, может, испробуем вертикальную дорогу?
Мы снова посмотрели вверх. Женщин из йети такой подъем точно бы не напугал — много веток и уступов, а учитывая нашу склонность к жизни в верхнем ярусе леса, высотой йети напугать сложно. Другой вопрос — люди. Впрочем, не стоит их недооценивать. В наших джунглях лазить, в том числе по отвесным скалам, приходится почти всем. И, если уж смотреть цинично, есть ли особая разница между падением на камни с высоты в пятнадцать-двадцать метров или в пару сотен?
— Вы не устанете? — задала единственный актуальный вопрос.
Коллеги ответили не сразу, ещё раз внимательно оценив скалы.
— Там найдётся, где отдохнуть, — наконец сделала вывод Вера. — Вроде даже пещеры есть.
Остальные согласились с выводом геолога. Но я всё-таки настояла на том, чтобы забрать большую часть поклажи — к счастью, даже сложенная в один мешок, она не слишком велика и тяжела.
Теперь двигались ещё медленней, тем более, что всё равно то и дело отвлекались на окружающий мир. Так, один раз остановились, устроились на кустах вокруг длинной ягодной лианы и лакомились её плодами, часто перехватывали мягкие почки или листья растений, реже — насекомых. Кстати, насчёт последних: на этой высоте гнуса уже почти не было, особенно по сравнению с джунглями. Даже необходимость в репелленте отпала, по крайней мере, заживо насекомые сожрать точно не грозили. Но народ всё равно перед началом подъёма воспользовался защитной мазью — она имеет ограниченный срок годности, к тому же всё ещё облегчает жизнь. Хотя здесь репеллент помогал не от всех: в горах встречались незнакомые виды кровососов, и узконаправленное отпугивание, на них, естественно, не действовало.
В нескольких десятках метрах от нас по выступам отвесных скал ловко проскакала семья однорогих козлов. Из-под копыт последней серой «единорожки» вниз скатился камень, и я ненадолго замерла, провожая его взглядом до тех пор, пока тот не скрылся в облачном тумане. А заодно кое-что поняла. Мы уже давно заметили, что для нашей местности не характерны крупные обвалы — лишь падение отдельных валунов. Поэтому скалы не воспринимаются народом как угроза или опасность — они стоят крепко и не норовят рухнуть на головы. Наоборот, природную архитектуру из основной породы считают чуть ли не одной из самых надёжных, причём даже если она принимает странные, искривлённые формы. Кстати, Сева и его команда уже несколько лет пытаются освоить этот удивительно пластичный, упругий, и крепкий материал — полуорганический камень. Ведь строения из него не боятся землетрясений и при вибрации склонны к самовосстановлению, зарастанию трещин. Вот только с камнегрызами и постепенным «старением» камня надо что-то придумать... ну и с обработкой. Недаром одним из давно висящих и пока так и не воплощённых заказов для отдела естественников является приручение и содержание в неволе камнегрызов.