Ещё загадка — я не заметила у местных практически никакого начального имущества, за исключением, разумеется, колец-определителей. Только одну пару сильно поношенных ботинок, маникюрные ножницы и маленькие кусачки. Не раздумывая долго, обратилась к нуль.
— Кстати! — высказав вопрос, вспомнила ещё кое о чем. — Вы как, с самого начала в одиночестве были, или всё-таки видели хоть кого-то из людей или йети?
Иван слегка вздохнул и бросил на меня укоризненный взгляд.
— Твой первый вопрос напрямую связан со вторым, — сообщил он.
От неприятного предчувствия шерсть на загривке встала дыбом. Если вопросы связаны... если были вещи и были люди или йети, а потом ни того, ни другого не стало — то вывод напрашивается сам собой.
— Ты не хочешь вспоминать или можно узнать подробности?
— Можно, — кивнул нуль.
Иван рассказал, что их поместили не одних — здесь, как и в месте моей высадки, присутствовали все три вида. Кстати, высокотехнологичное оборудование местным не выдавали — то есть действовало то же ограничение, что и у цитадельских. Да и в целом на имущество пожадничали, гораздо сильнее, чем нас или цитадельских, ограничив в количестве — всего одиннадцать видов предметов, да ещё и по одной штуке каждого. Вот и ещё одно доказательство, что керели не так уж своим подыгрывали.
Единственная пара йети не то ушла, не то пропала уже на второй день. Люди жили гораздо дольше, вместе с эльфами обустраивая лагерь.
— Они постоянно возмущались тем, что мы мало делаем, — пожаловался Иван. — А сами всё время распылялись, тратя впустую силы, которых и так немного.
По словам нуль, часть людей тоже быстро ушла в поисках лучшего места. Оставшиеся (люди и эльфы) договорились считать начальные вещи общими, хранящимися в одном месте и которыми каждый может пользоваться по мере надобности. В начале такая система работала хорошо, все оставались довольны, но где-то через месяц возникла большая проблема.
Люди объединились в одну группу и покинули лагерь, прихватив с собой почти всё начальное имущество. Естественно, несмотря на всю лень, эльфы не захотели терпеть такое откровенное грабительство: никто бы не возражал, забери уходящие только свои вещи, стерпели бы, даже пропади немного больше — но не настолько. Поэтому как только Иван с друзьями поняли, что произошло, сразу кинулись в погоню.
— Тогда мы были ещё другими, — сделав паузу, признался Иван. — Потом, спустя годы, мы сильно изменились, и произойди такое сейчас, приняли бы иные меры. Более радикальные. А в то время просто хотели вернуть свои вещи.
Я кивнула. Всё-таки вначале и во мне больше сохранялось от прежнего человека, от землянина.
Эльфам удалось догнать воров, но в первую очередь благодаря везению — те зашли в тупик. С одной стороны — отвесная скала, с двух других — обрыв, а сзади — преследователи. Вот только вместо того, чтобы попытаться договориться или вернуть чужое имущество, люди поступили иначе. Сначала пытались отбиться камнями (причём проявляя на удивление низкую меткость), а когда эльфы смогли подобраться ближе — сбросились со скалы.
— А ведь мы обещали, что не будем мстить, если они вернут украденное, — горько вздохнул Иван. — И совершенно не понимали, почему они вдруг предпочли смерть. До этого никто не выказывал склонности в самоубийству.
Скала была очень высокой — более чем в сотню метров, внизу виднелись камни, поэтому шанса выжить у спрыгнувших практически не оставалось. Они и не выжили. Эльфы долго смотрели вниз, на изломанные человеческие фигуры. Потом попытались найти обходной путь, но потерпели неудачу. Вот так они и остались без вещей и без соседей.
— Только после вашего прихода, и особенно когда поставили опыты, мы поняли, что тогда случилось. Воры выглядели испуганными сильнее, чем следовало ожидать. Намного сильнее — были в ужасе. А мы очень устали и чувствовали себя плохо. Нам тяжело далась погоня — такая длительная нагрузка — и держались только на силе воли.
— Спасибо, что рассказал, — искренне поблагодарила я.
Не знаю, всё ли в рассказе правда, но доказательств обратного нет. Такое вполне могло случиться.
Однажды днём, перебирая эльфийские безделушки, я натолкнулась на небольшую золотую статуэтку. Мастерски созданная, она отлично передавала внешность, мелкие детали, позу и даже настроение. Одетый молодой человек сидел, скрестив ноги, и от него веяло одновременно грустью, тихой радостью и застарелой, привычной болью — не физической, а духовной. Некоторое время я смотрела, пытаясь вспомнить, кого же мне напоминает изображенный в металле мужчина, а потом полезла в компьютер. И уже через несколько минут, захватив поделку, отправилась к местным.
— Где и когда в последний раз вы видели этого мужчину?
— Вечером, двенадцать суток назад, — тут же ответил один из отдыхающих эльфов.
— Двенадцать суток?! — я непонимающе посмотрела на статуэтку, а потом вышла в сеть и убедилась, что висящий уже много лет статус «буду позже» не изменился. Что бы это значило?
— Да, — спокойно подтвердил местный. — Он часто приходит к нам по вечерам, слушает музыку, песни, иногда играет партию-другую. Хорошо играет, кстати, сильнее вас.
Снова бросила взгляд на золотую поделку.
— Что вы о нем знаете?
— Он о себе не говорит. А мы не спрашиваем — зачем, если сам не хочет? — сказала Арина. — Но он прожил либо долгую, либо насыщенную жизнь. И потерял что-то очень для него дорогое, настолько, что до сих пор не может оправиться.
— Мы даже имени его не знаем. Он приходит обычно по вечерам, из леса, молча кивает и садится сбоку. Слушает, улыбается, иногда едва сдерживает слёзы, а потом так же тихо уходит. Никогда ничего не приносит и не забирает. Играть начал лишь около года назад и редко — всего несколько раз. А вот приходит часто, в последний год не делал перерыва больше трёх дней. Даже странно, что уже столько времени не появляется, — добавил другой эльф. — Беспокоюсь, не случилось ли чего.
Благодарно кивнув, я снова переключилась на статуэтку.
— Если нравится, можешь забрать, — предложил её создатель. — В подарок.
Подавив первый порыв — согласиться — я взвесила поделку в руке. Размер-то невелик, но весьма тяжёлая. Глупо тащить лишний груз, тем более, что мы ещё не возвращаемся.
— Нет, спасибо. Я лучше тут полюбуюсь.
С этими словами я отошла в сторону и села, поставив перед собой искусную поделку.
Пещерные беспокоятся, не случилось ли что-то с тем, чьё изображение вырезали из металла. Да, случилось. И я даже догадываюсь, что конкретно — наш приход. Появись Кот сейчас, ему бы понадобилось как-то объяснять свой обман. Да хотя бы дурацкий прием с зависшим в аське статусом! Ну или, если бы промолчал, то точно пришлось бы или сбегать или выслушивать о себе наше нелестное мнение. По крайней мере, я бы не промолчала.
Естественно, сразу же передала новую информацию остальным правителям. На мой взгляд, она достаточно важна. Другие пришли к аналогичному выводу, поэтому меньше чем через час устроили виртуальное собрание.
Выходит, Кот жив. Жив и избегает нас — тех, кто знает, что он на самом деле керель. Если у него есть доступ к высоким технологиям, то он наверняка может проследить за нашим перемещением и не появится до тех пор, пока мы не уйдем. Конечно, мы и так можем напакостить, например, рассказав эльфам, кто он такой. Но зачем? Тогда, скорее всего, Кот просто перестанет посещать это селение и выберет себе какое-нибудь другое, скорее всего, расположенное подальше. Но ничего не изменится.
Однако факт остается фактом. Всё-таки он жив и мы теперь это знаем. Раз он жив — то, скорее всего, не болеет той гадостью, которая сгубила других. Получается, есть лекарство или способ предотвратить болезнь... но почему тогда им не воспользовались керели, чтобы избежать гибели цивилизации?