Я ненадолго задумалась, прожевала очередной орех и только тогда ответила:
— Не знаю. Для естественного образования как-то... слишком уж странно.
— Ну да, а в антигравитации нет вообще ничего странного. И в гигантских горах — тоже, — лукаво рассмеялся коллега, и я смутилась. — Хотя ты тоже в чём-то права. Меня гораздо больше привлекает мысль об искусственном происхождении этой пещеры.
Мы задержались у аномалии на несколько суток. После некоторых сомнений решились таки на опасный эксперимент. Я перенесла друзей на противоположный склон, потом вернулась к пещере, кинула в неё небольшой камень и бросилась наутек. Но, вопреки ожиданию, никакой реакции не последовало. После ещё нескольких проверок мы снова собрались рядом с аномалией.
— Значит, дело не во взрывах, выбросах или чём-то таком, — прокомментировал Маркус. — Чем дальше — тем страннее.
Пещера интересовала каждого из нас, но подходили к проблеме мы с разных сторон. Лично я сначала изучала экосистему рядом с морозной пещерой. Там, где на природу уже почти не оказывал влияния холод, она была достаточно типичной для горной зоны пониженной бионы. Ближе выживали уже не все растения — судя по всему, именно из-за заморозков. Животные тоже заходили реже, но не пропадали полностью. А вот камнегрызы обходили аномалию стороной, точно так же, как и селения эльфов — то есть тоже типично. Кстати, к вечеру ветер сменил направление, начал задувать в ущелье, принося с собой тепло. В результате уже через пару часов весь ледяной покров стаял и лишь от пещеры вбок и вверх уносился потоками воздуха холодный белый пар, да сбегал по склону тонкий ручеёк. На всякий случай я снова послала жучка к пещере, но предупреждение появлялось по-прежнему.
На следующий день Маркус остался экспериментировать рядом с пещерой, а мы с Верой решили поисследовать по соседним — меня интересовала жизнь, а геолога — минеральный состав. А ещё мы обе лелеяли смутную надежду найти другой вход. Горы испещрены ходами камнегрызов, в том числе, очень крупных, поэтому тупиковых пещер относительно мало.
Если никаких уникальных изменений в экосистемах пещер мне заметить так и не получилось, то обнаружить новый проход в аномалию удалось. Даже несколько. Хотя проходами их назвать затруднительно: во всех подозрительных коридорах путь преграждала ледяная стена. Она почти не холодила, но и не таяла — судя по всему, система здесь пришла в некое равновесие. Лёд был непрозрачный, неровный, скорее всего постепенно намерзший из водяных паров в воздухе. А поскольку ветра в пещерах почти не было, к тому же из-за льда проходы превратились в тупики, приток тепла оказался недостаточен, чтобы растопить преграду.
Мы тоже не стали пытаться удалить лёд. В первую очередь из-за трудоёмкости задачи и подозрения, что сложным приборам и тут будет угрожать опасность. Тем более, что несмотря на то, что тёмного тумана не видно (возможно он скрывается за слоем замерзшей воды), опасностью и «смертью» от закрытого прохода всё равно веет.
Вернулись к Маркусу мы уже на закате. Физик тоже не терял времени даром. Убедившись, что тёмная преграда не выплёскивает опасность, коллега начал экспериментировать. Привязывал на веревку разные предметы (ветку с ближайшего куста, грибы, даже плотный фрукт из пищевых запасов), забрасывал их в чёрную завесу, а потом, через некоторое время, вытаскивал.
— Там точно есть проход, — поделился выводами Маркус. — Причём достаточно большой: под определённым углом можно камень на всю длину веревки забросить.
Кроме того, физик выяснил, что залетающее в пещеру не распыляется, да и вообще почти не повреждается. Многократно использованная веревка сильно охладилась и покрылась инеем, отчего стала грубее, привязанные к ней предметы тоже промерзали — но никаких других, неожиданных, последствий. По словам Маркуса, температура в аномалии действительно была очень низкая — хватало всего пары секунд, чтобы обморозить листья.
— Может, и не за минус сотню градусов, но ниже пятидесяти — почти доказано, — прокомментировал физик. — Жалко, что точно измерить не можем.
Кстати, опасных изменений у побывавших в пещере объектов даже с помощью кольца-анализатора обнаружить не удалось. Уже размороженный фрукт мы тоже поделили и съели. За ужином Маркус то и дело поглядывал в сторону тёмной завесы. А когда ветер опять сменился и аномалия снова начала покрываться льдом, физик вскочил и поспешил к пещере. Сдвинул валун, придавливающий верёвку, и вытянул два закрепленных на ней фрукта.
— Ты на что еду переводишь? — с укором поинтересовалась я. — Грибов бы собрал, если так хочется поэкспериментировать.
— Грибы не подходят, — возразил Маркус. — Они слишком маленькие.
Осторожно зажав плоды между палками, коллега вернулся к нам.
— Так, Пантера, с тебя тесак. Надо их расколоть.
— Ты так температуру пытаешься установить? — предположила я, выбирая нужную настройку в программе управления ножом.
— Это как? — удивился физик.
— По скорости таяния.
— Увы, нет, — рассмеялся друг. — Ведь я точной температуры окружающей среды не знаю, да и ветер вносит свою лепту. А был бы градусник, проще было бы напрямую измерить.
Маркус удобно уложил фрукты на камень и пояснил:
— У меня после нескольких опытов кое-какое подозрение появилось. Вот и хочу его сейчас проверить.
Вера недоуменно пожала плечами и тоже приготовилась смотреть. Если первый фрукт пришлось буквально раскалывать — он был очень крепко заморожен, то второй разрезался с одного удара и удивительно легко. Маркус тут же постучал палочкой по центральной части первого плода, а потом потыкал во второй. Удивительно, но внутренняя часть последнего оказалась мягкой. Убедившись в этом, физик на всякий случай проверил фрукт на ядовитость, а потом прикоснулся к мякоти пальцем.
— Все-таки это было не пустое подозрение, — уже уверенно взяв половину плода в руки, он предложил нам пощупать.
Мякоть оказался обычной температуры, даже чуть более тёплой, чем у такого же фрукта из сложенных рядом запасов. Лишь корочка побывавшего в пещере подморожена, но и она уже оттаивает. А вот другой плод охладился настолько, что сейчас покрылся ледяной корочкой из выпавшей на него росы. Его мы, естественно, голыми руками трогать не рискнули — мало ли что.
— Разве не оба фрукта были в пещере? — спросила Вера. — Или один ты положил позже?
— Настолько позже — мы бы заметили. Он как будто всего пару секунд там побывал, — возразила я и выжидательно взглянула на физика.
Маркус немного помял подмороженный фрукт, с аппетитом откусил кусочек, не спеша отвечать и лукаво на нас поглядывая. Но потом не выдержал:
— В том-то и дело, что оба были в пещере, причем одинаковое время — около получаса. Но один — вот этот, — мужчина слегка встряхнул сладкий десерт, — был привязан к концу веревки и забрасывал я его как можно дальше. А ледяной — примерно на середине.
Я подняла вторую половинку фрукта, погрузила в центральную мякоть пальцы, а потом засунула их в такой же плод, но из хранящихся снаружи запасов.
— Ты хочешь сказать, что там, в пещере, вовсе не минусовая температура? — сделала вывод Вера.
— Судя по разнице, там даже теплее, чем здесь, — добавила я.
— Но... как такое может быть? — геолог вскочила и махнула рукой в сторону пещеры. — Почему с нашей стороны от неё такой холод идёт? Или там какая-то специальная охлаждающая завеса?
Ещё раз сравнив фрукты, я посмотрела на веревку. Не такая уж длинная, фрукты не могли улететь в проход дальше, чем на десять-двенадцать метров, а то и меньше — с учётом того, что часть веревки пришлось оставить снаружи. Но на таком расстоянии перед пещерой уже явно чувствуется холод, причём даже когда ветер частично согревает. А сейчас и вовсе лёд намерзает.
— Странно.
— Очень, — согласился Маркус. — Ладно бы какой барьер был — тогда вопросов бы не возникало.
Мы дружно посмотрели в сторону аномалии. По моему мнению, сейчас важнее всего было понять, является ли пещера естественным образованием или её кто-то сделал. Честно говоря, я склонялась ко второму варианту и больше грешила не на стрелоцветов или ещё какие-то малые цивилизации, а именно на керелей. Допустим, предтечи-эльфы покинули планету, но тот же Кот, например, остался.