«…ушедшее из жизни и еще оставшееся в ней старые поколения воспринимали советскую социалистическую систему не из-за страха, а как прогрессивную необходимость, как новый шаг к дальнейшему совершенствованию государственности, общественного устройства. На ее базовой основе советский народ не только формировал образ своего мышления, жизненные принципы, строил великое государство, но и отдал миллионы своих жизней в кровавых боях по его защите. При всех ее недостатках она была признана всем миром достойным оппонентом капиталистического устройства, являла собой силу, с которой считалось все мировое сообщество… Система социализма удивляла мир не только сплоченностью и трудолюбием народа, военной силой, но и выдающимися достижениями научной мысли, своими великими успехами в создании уникальной техники, в спорте, литературе и искусстве…»
Не без горечи, с тревогой он говорил о сегодняшнем дне:
«Наша страна в послереволюционный период, после 1917 г. при всех трудностях, бедах, кровопролитных войнах, жестокостях и нарушениях правовых норм не была в столь бедственном положении как сейчас. Полное отсутствие идейных основ, противоречивость законов и решений вызывают всеобщее неуважение… В миролюбивом характере нашего народа отчетливо стали проявляться массовое недоверие к власть имущим, озлобленность, нетерпимость, национальная враждебность и классовая обособленность».
Об этом же, с присущей ему прямотой, заявлял Леонид Георгиевич:
«…произошло это из-за перерождения руководящих советских кадров. Их жажда наживы, боязнь принять на себя личную ответственность, конформизм привели к разрушению великого государства. Они пристроились сами, пристроили свою челядь, расплодили целый класс особенно наглых, ловких и беззастенчивых воров — так называемых олигархов…
Пьянице Ельцину были устроены дорогостоящие пышные похороны, объявлен конкурс на проект памятника. Уверен, история разберется с этой одиозной фигурой — место ее на свалке истории».
На эти суровые оценки он имел полное право:
«…только благодаря советской власти я получил высшее образование, стал генералом, имею прекрасную квартиру в престижном районе, которую получил бесплатно. Если, скажем, родился бы я в настоящее время, то мог ли я из беднейшей семьи, из тамбовской глухомани, не имея денег, добиться всего этого? Да никогда».
Волна репрессий безжалостной косой прошлась не только по рядам Красной армии и контрразведки, а и по подразделениям советской разведки. Позже ее руководитель Павел Фитин, до марта 1938 года работавший заместителем главного редактора второразрядного издательства «Сельхозгиза», докладывал наркому НКВД:
«К началу 1939 года в результате разоблачения вражеского руководства Иностранного отдела почти все резиденты за кордоном были отозваны и отстранены от работы. Большинство из них затем было арестовано, а остальная часть подлежала проверке. Ни о какой разведывательной работе за кордоном при таком положении не могло идти и речи. Задача состояла в том, чтобы, наряду созданием аппарата самого отдела, создать и аппарат резидентур за кордоном».
Павел Анатольевич оказался одним из немногих кадровых сотрудников разведки, которого, как казалось, репрессии обошли стороной, но это только казалось.
День 23 ноября 1938 года для него мало чем отличался от предыдущих. За час до начала рабочего дня он уже был в кабинете на Лубянке, открыл сейф, достал донесения из закордонных резидентур, поступившие накануне, и приступил к изучению. В большинстве из них ему так и не удалось найти материалы, которые бы можно было включить в ежедневную сводку для первого заместителя наркома НКВД Берии. После прошедшей зачистки аппарата закордонных резидентур, от проникших в него троцкистов, зиновьевцев и другого враждебного элемента, в большинстве из них не осталось даже последнего опера, способного представить доклад. Партийные назначенцы, пришедшие с улицы на смену профессионалам, с трудом могли выговорить слово «агент». Поэтому Павлу ничего другого не оставалось, как снова обратиться к тем нескольким донесениям резидентов, в надежде выжать из них хоть что-то для доклада, когда из коридора донесся голос секретаря парткома 5‐го отдела ГУГБ НКВД СССР Леоненко:
— Товарищи коммунисты, прошу отложить все дела и срочно прибыть на партийное собрание! Оно состоится в актовом зале! Явка для всех строго обязательна!
Павел, чертыхнувшись в душе, смахнул донесения в папку, сложил в сейф, закрыл на ключ и вышел в коридор. Впереди мелькнула и скрылась за дверью актового зала спина Благутина, из противоположного конца коридора, срываясь на бег, спешил Дудукин. Павел прибавил шаг, одним из последних вошел в зал, протиснулся на свободное место, бросил взгляд на президиум собрания, и недобрые предчувствия охватили его. Привычную картину в президиуме в лице Леоненко нарушало присутствие представителя парткома ГУГБ НКВД Филатова и отсутствие на столе кумачовой скатерти.