Как результат, военная контрразведка превратилась в «карманную» при командирах и во многом зависела от их воли и желаний. Теперь все назначения, даже оперативного состава, начиная с оперуполномоченного полка, утверждались приказами по военному ведомству, а по поступающей от них оперативной информации решения принимались абсолютно некомпетентными людьми. Наряду с этим многие командиры, не желая «выносить сор из избы», каждый на своем уровне «гасил» информацию, касавшуюся недостатков в организации боевой подготовки, мобилизационной готовности и т. д. Все месте взятое вело к тому, что высшее политическое руководство страны утратило один из важнейших каналов получения объективной информации об истинном положении в войсках. Кроме того, вывод Особых отделов из единой системы обеспечения государственной безопасности тут же резко сказался на результативности их работы по таким основным направлениям, как агентурное проникновение в спецслужбы противника и борьба со шпионажем.
Неизбежное под нажимом командиров смещение акцентов в работе особистов от контрразведки в сторону хозяйственно-бытовых проблем, когда им приходилось заниматься проверкой продовольственных складов и расследованием банального воровства, вело к их профессиональной деградации. К этому также примешивался и личностный момент: те из командиров, кто пережил массовые репрессии, теперь отыгрывались на особистах за свои прежние страхи и нередко ставили их в общий строй или гоняли как «сидоровых коз» на учебных полигонах.
Осложнявшаяся с каждым днем оперативная обстановка, особенно на западных границах, требовала внесения корректив в работу военных контрразведчиков. 19 апреля 1941 года было принято новое постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР о Третьих управлениях НКО и НКВМФ. В нем констатировалось следующее:
«…Практика применения постановления ЦК ВКП (б) от 8 февраля 1941 года «О передаче особого отдела НКВД СССР в ведение Наркомата обороны и Наркомата Военно-морского флота СССР» показала, что в этом постановлении не учтена необходимость взаимной информации органов госбезопасности и 3‐гоуправленияНКОиНКВМФицелесообразностьединствадействийэтихоргановпротивантисоветскихэлементов, подвизающихсяодновременно, каквнутрисистемыАрмиииВоенно-морскогофлота, такивнеее».
В развитие требований постановления в штаты органов Третьих управлений в Центре и на местах: в округах, на флотах и флотилиях, в армиях и корпусах, дивизиях, укрепленных районах и гарнизонах — были введены должности заместителей начальников Третьих управлений, отделов и отделений с непосредственным их подчинением соответствующим НКГБ — УНКГБ по территориальности. Содержались они за счет штата НКГБ — УНКГБ и назначались на эти должности их приказами.
Но и это решение носило половинчатый характер. Военная контрразведка по-прежнему действовала вне общей системы государственной безопасности. Более того, такая двойственность положения усиливала межведомственные трения. Окончательно все на свои места расставила война.
Накануне
Несмотря на субботний день, заместитель начальника 1‐го управления НКВД — НКГБ СССР (разведки) майор госбезопасности Павел Судоплатов с тяжелым сердцем покинул кабинет наркома Берии. Беседа с ним и последние информационные сообщения из западных пограничных округов, все больше напоминавшие боевые сводки с линии фронта, усиливали ощущение неумолимо надвигающейся большой беды. Это ощущение подтверждали сведения, поступавшие из Токио от Рихарда Зорге (оперативный псевдоним Рамзай) и из Берлина от Арвида Харнака (оперативный псевдоним Корсиканец) и Харро Шульце-Бойзена (оперативный псевдоним Старшина), они говорили Судоплатову, что со дня на день провокации немцев могут перерасти в крупномасштабную войну. По факту она уже шла на всем протяжении границы от Балтийского и до Черного моря. На отдельных участках немцы применяли минометы и артиллерию, счет жертв среди пограничников и мирных жителей шел на десятки. И только выдержка советских командиров и бойцов позволяла сохранять хрупкий мир, который мог рухнуть в любой миг.
Надеждам Судоплатова, на то, что дипломатам все-таки удастся остановить колесо грядущей войны, оставалось все меньше места, горькое подтверждение тому содержалось в докладе Эйтингона и его оперативной группы, вернувшейся накануне из инспекционной поездки по западным пограничным округам. Даже ему изменила его железная выдержка. Он с трудом подыскивал слова, чтобы выразить негодование той благодушной обстановке, которая сложилась во многих приграничных частях. И ему было от чего негодовать. Немногие командиры на свой страх и риск решались заниматься подготовкой личного состава в условиях, приближенных к боевой обстановке. Авиация, танки и остальная техника в большинстве своем не были рассредоточены на полевых аэродромах, позициях и замаскированы. Баки для горючего не были заправлены. Комиссары и политруки на политзанятиях твердили о дружбе и добрососедстве с Германией, а особисты — военные контрразведчики решительно пресекали всякие разговоры о грядущей с ней войне. Последние донесения, поступавшие к Судоплатову из берлинской и швейцарской резидентур, говорили об обратном.