«…во внутреннем дворе, в Леонтьевском переулке в спешном порядке уничтожаются документы».
Их было такое количество, что столб дыма поднялся над крышами домов. Несколькими часами ранее он уже информировал своего куратора — полковника Леонтьева из 5‐го управления (военная разведка) Генштаба Красной армии о том, что посол Шуленбург «…получил телеграмму из Министерства иностранных дел в Берлине… из которой следовало, что война Германии против СССР начнется в ближайшие 48 часов».
Сталин принял информацию к сведению и после ухода Берии, оставшись один, некоторое время работал над документами. О чем он думал в те роковые для страны и советского народа часы, так и останется тайной. Около 1.00 Вождь покинул Кремль, выехал на «ближнюю дачу», в Кунцево и лег спать.
В ту ночь в Берлине Гитлер и его ближайшее окружение не сомкнули глаз. В имперской канцелярии царила напряженно-возбужденная атмосфера. Все, кто в ней находился, бросали нетерпеливые взгляды на часы. Стрелки неумолимо приближались к роковым цифрам 22 июня, 3.30. Не выдержав напряжения, Гитлер покинул кабинет и совершил короткую автомобильную поездку по городу. Рейхсминистр народного просвещения и пропаганды Й. Геббельс, находившийся при нем, позже записал в своем дневнике:
«…Итак, наступление начинается в 3.30. 160 укомплектованных дивизий. Линия наступления протяженностью в 3 тысячи километров. Самое крупное во всем мире сосредоточение войск. По мере того, как приближается час решения, фюрер все более освобождается от давившего на него страшного бремени. Он просто оттаивает…
Сталин должен пасть…
Сделано все, что вообще можно было сделать. А теперь решить все должно военное счастье…»
Да начала войны оставалось меньше двух часов.
Стрелки показывали 0.30. В эти самые минуты комендант Сокальского участка капитан Бершадский на грузовой машине доставил перебежчика, им оказался ефрейтор Лисков Альфред, военнослужащий 221‐го саперного полка 15‐й дивизии вермахта, в город Владимир-Волынский, в штаб 90‐го погранотряда. В ходе допроса, проводившегося начальником отряда майором Бычковским, Лисков сообщил:
«…перед вечером командир роты лейтенант Шульц заявил, что сегодня ночью после артиллерийской подготовки часть начнёт переход Буга на плотах, лодках и понтонах…»
Бычковский немедленно доложил результаты допроса Лискова дежурному штаба погранвойск бригадному комиссару Масловскому, вслед за этим сообщил командующему 5‐й армией генерал-майору Потапову. Потапов оперативно передал информацию Бычковского в Генштаб в Москву. На весах войны она уже ничего не весила.
Нам сообщили: Севастополь бомбили
Время неумолимо отсчитывало последние минуты в жизни сотен тысяч советских и германских солдат и офицеров. Военная машина вермахта пришла в движение. Предрассветную тишину взорвал гул мощных авиационных моторов. С аэродромов в Восточной Германии, Польше, Венгрии и Румынии самолеты дальней авиации поднялись в воздух и взяли курс на восток. Первые бомбы упали на Севастополь в 3.15. Спустя пятнадцать минут рев десятков тысяч артиллерийских орудий, казалось, обрушил небеса на землю. Ночь превратилась в день. Огненный, смертоносный вал, сметая на своем пути пограничные заставы, военные гарнизоны, покатился на восток. После завершения артподготовки ударные части вермахта поднялись в атаку, в их числе 134‐й пехотный полк под командованием полковника Бойе. Пройдет несколько часов, и он запишет в своем дневнике «История 134‐го пехотного полка, или Борьба немецкого мастера против Советов». (В январе 1943 года в Сталинграде Бойе был захвачен в плен. При нем военные контрразведчики обнаружили этот дневник. Впоследствии он был приобщен в дело на военного преступника Бойе, совершившего массовые злодеяния над советскими военнопленными и гражданскими людьми.) (Дело на Бойе хранится в ОРАФ УФСБ РФ по Республике Марий Эл. — Примеч. авт.)
«…22 июня полк занимает укрепления, еще одна ночь и тогда начнется невиданная борьба порядка против беспорядка, культуры против бескультурья, хорошего против плохого. Как мы благодарны фюреру, что он вовремя заметил опасность и неожиданно ударит. Еще только одна ночь!