С помощью других помощников из числа членов ПОВ Сосновскому и Стацкевичу удалось выявить еще ряд польских агентов и диверсантов. В процессе последующей разъяснительной работы с ними, проводившейся Артузовым и Сосновским, некоторые из них «идейно разоружились» и перешли на сторону советской власти. Такой поворот в операции подтолкнул контрразведчиков к новому и неординарному ходу. По согласованию с руководством ВЧК Артузов с помощью Сосновского решил нанести еще один мощный, на этот раз пропагандистский удар не только по польской разведке, но и по армии.
В первых числах октября 1920 года над окопами польской армии несколько дней кружил старенький «Фарман». Из него на головы солдат и офицеров вместо бомб сыпались тысячи листовок. Это было «Открытое письмо к товарищам по работе в ПОВ — офицерам и солдатам польской армии, а также студентам — товарищам по университету от Игнатия Добржинского».
В нем он призывал:
«Еще минуту назад я находился на вашей стороне, вместе с вами я был обманут словами «Родина», «независимость», «свобода и счастье народа», лозунгами, содержание которых было и есть «капиталистические прибыли за счет трудящихся масс», «ложь», «темнота и нищета». Я имею право и обязанность немедленно после свободного и решительного перехода на сторону революционной борьбы сообщить вам и широким кругам, позорно обманутому и проданному собственной буржуазией нашему народу о своем поступке. Вместе со мной открыто и добровольно отказались от работы против революции все мои идейные сотрудники, присланные в Россию из Польши. Большинство из них уже крепко стоит вместе со мною в рядах Революции».
Сегодня обращение Игнатия Игнатьевича, возможно, кому-то покажется наивным, а у кого-то вызовет саркастическую улыбку. Но тогда, в бурные двадцатые, когда Европа бредила социалистическими идеями и сотрясалась от революций, его слова не были пустым звуком. Они оказались опаснее бомб и отозвались эхом грандиозного обвала польской разведывательной сети. Десятки агентов ПОВ добровольно отказались от проведения подрывной деятельности против советской власти. Ряд из них, Пшепилинская, Роллер, Гурский, Стецкевич и другие, перешли на службу в ВЧК.
Обращение Добржинского вызвало оглушительный скандал и жаркие дебаты в польском сейме. Отдельные депутаты обвиняли руководство 2‐го отдела Генштаба:
«…В измене польской центральной разведки в Москве…» и призывали: «…К ликвидации ПОВ как вредной для польского государства организации, члены которой предают Польшу».
Мало того что польская разведка осталась без своих «глаз» и «ушей», двух резидентур в Петрограде и Москве, она в результате операции Артузова — Добржинского теряла одного за другим агентов, действовавших в прифронтовой полосе. Ярость руководства 2‐го отдела Генштаба не знала предела. По всем каналам прошел приказ — при встрече с Добржинским-Сосновским «ликвидировать его немедленно и любыми средствами». С этой целью в Москву был направлен агент-боевик Борейко, но он был перехвачен в пути чекистами и арестован.
Угроза для Игнатия исходила не только от своих прошлых, но и новых коллег. Об этом он не знал и вряд ли догадывался. До поры до времени «честное слово» председателя ВЧК Дзержинского хранило его от необоснованных, надуманных подозрений. А они имелись и у весьма высокопоставленных чекистов, каковым являлся начальник Особого отдела Западного фронта Филипп Медведь.
В одном из докладов руководству ВЧК он делился своими подозрениями в отношении Сосновского. В частности, в ноябре 1920 года в личном письме Дзержинскому Медведь писал:
«…От товарищей, приезжающих из Москвы, узнаю, что непосредственным помощником товарища Артузова является Добржинский, что Витковский — начальник спецотделения. Я знаю, что тов. Артузов им безгранично верит, что хорошо для частных, личных отношений, но когда их посвящают во все тайны работы, когда они работают в самом сердце ОО ВЧК, то это может иметь самые плохие последствия для нас…»
«Сигнал» Медведя тогда остался без внимания, еще не наступили времена всеобщей шпиономании. До «Большого террора» оставалось еще целых пятнадцать лет. Революция продолжала свое победное шествие, завоевывая все новые территории и новых сторонников.
По возвращении с Западного фронта Игнатия Игнатьевича официально зачислили в штат Особого отдела ВЧК. На новой должности в полной мере раскрылся его талант непревзойденного агентуриста и мастера тонких оперативных комбинаций. Ему поручили работу на одном из самых сложных участках — борьба с белогвардейским подпольем, действовавшим в западных областях страны. И он блестяще с ней справился. За счет личных вербовок ценной агентуры ему удалось не только раскрыть подпольную сеть так называемого «Западного областного комитета», действовавшую в Гомеле, а и перевербовать одного из руководителей «комитета» — Оперпута. Впоследствии он и Сосновский сыграли важную роль в известной контрразведывательной операции, получившей кодовое название «Трест».