Оперативная разработка генерала продолжалась, но так и не дала результатов. Не изменил он своих показаний и после допроса у наркома Ежова, который состоялся 27 декабря 1937 года. В показаниях Миллера по-прежнему содержались общие сведения о деятельности РОВС, и без того хорошо известные в НКВД, отсутствовали имена и фамилии агентов и курьеров, направлявшихся в СССР. Он ни одним словом не обмолвился о проведенных и планируемых организацией повстанческих, диверсионных акциях в СССР и против его представительств за рубежом. Однако генералу позволили жить в том политическом пасьянсе, что раскладывался в Кремле, его фигура еще что-то значила.
Так продолжалось до мая 1939 года. К тому времени на карте Европы произошли стремительные изменения. При молчаливом согласии руководителей Франции и Великобритании 12 марта 1938 года состоялся аншлюс Германией Австрии. Затем наступил черед Чехословакии. В результате так называемого «мюнхенского сговора» лидеров Великобритании, Франции и Германии она, оставшись один на один с вооруженной до зубов фашистской армией, 30 сентября 1938 года капитулировала. Призывы руководства СССР к правительству Франции выполнить союзнические обязательства и совместно защитить Чехословакию остались без ответа.
В той сложной обстановке, где каждая сторона — Великобритания, Франция и Германия — вела свою игру, Сталин вынужден был маневрировать, чтобы выиграть время перед неизбежной войной. Сдача Австрии и Чехословакии показала ему, что рассчитывать на Париж и Лондон в обуздании Гитлера не приходилось, поэтому в начале мая 1939 года между Берлином и Москвой начались интенсивные переговоры. В этой новой игре фигура генерала Миллера становилась лишней.
11 мая 1939 года новый нарком НКВД Л. Берия, сменивший на этом посту Ежова, подписал предписание. В нем содержалась следующая запись:
«Предлагаю выдать арестованного Иванова Петра Васильевича, содержащегося в камере № 110, коменданту НКВД СССР т. Блохину».
Последним документом, который подвел черту под земной жизнью генерала Миллера, стал акт, в нем было всего несколько скупых строк:
«Приговор в отношении сего Иванова, осужденного Военной коллегией Верхсуда СССР, приведен в исполнение в 23 часа 5 минут, и в 23 часа 30 минут он сожжен в крематории в присутствии: Комендант НКВД Блохин.
Начальник внутр. тюрьмы ГУГБ НКВД Миронов».
Не менее трагично сложилась судьба тех, кто многие годы находился рядом с генералом Миллером. После бегства из Парижа Скоблин укрылся в Испании и там при невыясненных обстоятельствах погиб. Его жена, известная русская певица Н. Плевицкая, была арестована французской полицией как соучастница похищения генерала Миллера и в декабре 1937 года осуждена к 20 годам каторжных работ. Скончалась она в тюрьме за несколько месяцев до освобождения Франции от фашистов.
К тому времени РОВС как военно-политическая сила уже не представлял серьезной угрозы для советской власти. В его верхушке царили разброд и шатания, а ударные структуры — нелегальные боевые резидентуры, находившиеся на территории СССР, были разгромлены органами госбезопасности. В этих условиях западные спецслужбы обратили пристальное внимание на новую силу — Организацию украинских националистов (ОУН). С приходом нацистов к власти в Германии они взяли их под свое крыло. В НКВД не остался без внимания их альянс. Руководство советской разведки приступило к разработке операции по проникновению в центральные структуры ОУН. Основным исполнителем этого рискованного и дерзкого замысла стал будущий гений специальных операций Павел Анатольевич Судоплатов.
Часть 2
В поединке с ОУН
Небывалый для средней полосы России летний зной вторую неделю не отпускал столицу и истязал москвичей. На выгоревшем добела небе за все время так и не появилось ни облачка, а на землю не пролилось ни капли дождя. Солнце, окутанное сизо-сиреневой пеленой, напоминало собой запылившуюся керосиновую лампу. Под его жгучими лучами к полудню столбик термометра забирался выше 39 градусов, крыши домов раскалялись как сковородки, асфальт начинал плавиться и превращался в студень, листва деревьев пожухла, ветки обвисли и, словно умоляя, тянулись к воде. В эти часы Москва напоминала город-призрак, вся жизнь горожан сосредотачивалась у рек и прудов, на пляжах и под кронами деревьев негде было упасть даже яблоку.