Павел впервые оказался в Париже и не мог не поддаться магии этого неповторимого города. Он так вспоминал о нем:
«…Я был под огромным впечатлением от Парижа и остаюсь его поклонником до сегодняшнего дня» (Судоплатов П. Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930–1950 годы. С. 30).
Поселившись в отеле, Павел и Коновалец, не откладывая дела в долгий ящик, приступили к инспекции парижских структур ОУН. За чередой встреч с представителями из числа первой волны эмиграции второй половины XIX века и следующей, последовавшей после революции и Гражданской войны в Малороссии, а также французскими политиками и местными нацистами, поддерживавшими украинских националистов, Павел не забывал о главном — о встрече со связником Центра.
Улучив момент, он покинул Коновальца и, меняя транспорт: такси, автобус, метро, отправился на явку. Она была назначена на углу Плас де Клиши и бульвара де Клиши. Осмотревшись по сторонам и не заметив поблизости враждебных глаз и ушей, он, приближаясь к месту явки, гадал, кто бы мог оказаться на месте курьера, и в душе молил, чтобы им оказалась Эмма. Однако Центр был скуп в своей информации и сообщил:
«…Курьер Вам лично известен. Вам надлежит дважды в неделю между пятью и шестью вечера появляться на углу Плас де Клиши и бульвара де Клиши» (Судоплатов П. Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930–1950 годы. С. 30).
Павел строго следовал инструкции Центра: в начале шестого вышел на угол Плас де Клиши и бульвара де Клиши, прострелил взглядом по сторонам, слежки не обнаружил и задержал взгляд на окнах кафе. В следующий миг для него перестал существовать весь остальной мир. Он видел только ее — ту единственную в его жизни и ни с какой другой не сравнимую любимую женщину.
Париж, опасность и модный европейский наряд преобразили Эмму. Они придали жене и боевой соратнице еще большее очарование и необыкновенный шарм. Павел купался в любящих небесной синевы глазах Эммы и любовался ею. Чувственные губы и задорные ямочки, появлявшиеся на щеках, когда она улыбалась, притягивали к себе как магнит. Грудной голос ласкал слух, а трепет пальцев ее руки отзывался в сердце Павла сладостной, щемящей болью. Но ни он, ни Эмма не могли позволить себе дать волю охватившим их чувствам, суровая профессия разведчика не оставляла им иного выбора, как только любить глазами. В эти короткие минуты встречи вдали от Родины, в окружении врагов Павел, как никогда ранее, пронзительно остро ощутил, как дорога ему Эмма. Не задумываясь, он готов был отдать за нее свою жизнь.
Долго в кафе они не задержались. Представитель Центра, остановив на нем свой выбор, допустил ошибку. Павел Анатольевич решил исправить ее на месте:
«…Мне сразу же стало совершенно ясно: место для рандеву выбрано крайне неудачно, так как сновавшая вокруг толпа не давала возможности проверить, есть ли за тобой хвост или нет.
Опыт моей работы в Харькове против польской агентуры научил меня, что почти во всех провалах виноват был неудачный выбор места встречи» (Судоплатов П. Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930–1950 годы. С. 30).
Не сговариваясь, они отправились в недорогой отель, где Эмма снимала номер, соответствующий статусу студентки, приехавшей на каникулы в Париж. В нем им ничто не угрожало и не мешало. Павел, напрягая память и не упуская важных деталей, сообщил ей все то, что ему за девять месяцев удалось узнать о деятельности ОУН, роли Коновальца, Мельника и Бандеры в ее деятельности, противоречиях между ними, а также связях с германскими спецслужбами и замышляемых подрывных акциях, направленных против СССР и его представительств за рубежом.
В той операции НКВД то была первая и последняя встреча Павла и Эммы за границей. Он, знавший не понаслышке о возможностях, мощи и бесчеловечном характере ОУН, не намеривался дальше подвергать жену смертельному риску и настоял на том, чтобы она передала в Центр его категорическое требование по смене связника. В Москве вняли доводам Павла и пошли ему навстречу. Теперь, когда самый близкий ему человек находился вне опасности, он полностью сосредоточился на выполнении задания. Дальнейший успех во многом зависел от степени доверия к нему со стороны Коновальца.
И здесь Павлу помог случай. Он не преминул воспользоваться им. Произошло это не в лучшем месте — на кладбище, куда он отправился вместе с Коновальцем. Тот, приезжая в Париж, не упускал возможности посетить могилу своего кумира Симона Петлюры. Коновалец боготворил его и называл «нашим знаменем и самым любимым вождем». Стоя у надгробия бывшего главы Директории Украинской Народной Республики, он расчувствовался и излил перед Павлом свою душу. Находчивость и артистические способности Павла не подвели его. Он достал из кармана носовой платок, склонился к могиле, бережно сложил в него горсть земли. В ту минуту его лицо выражало благоговение перед ушедшим в мир теней Петлюрой. В эти минуты даже сам великий Станиславский без тени сомнений сказал бы: «Верю!»