«…Он уже уходил, но, заметив меня, тут же вернулся и сделал знак следовать за ним» (Судоплатов П. Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930–1950 годы. С. 46).
На выходе из метро Агаянц взял такси, они проехали в ресторан, располагавшийся в Булонском лесу, и там позавтракали. Павел, строго соблюдая одно из важнейших правил разведки: коллега должен знать не больше того, что должно, ни словом ни обмолвился о выполнении задания, передал Агаянцу вальтер и попросил срочно шифром сообщить в Москву записку следующего содержания:
«Подарок вручен. Посылка сейчас в Париже, а шина автомобиля, на котором я путешествовал, лопнула, пока я ходил по магазинам» (Судоплатов П. Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930–1950 годы. С. 46).
После завтрака Агаянц отвез Павла на явочную квартиру советской разведки в пригороде Парижа. В ней ему пришлось провести около двух недель в ожидании дальнейших указаний Центра и новых документов прикрытия. Теперь, когда угроза жизни миновала, его интересовало только одно — результаты акции по Коновальцу.
В местных газетах не было ни одного слова об «инциденте в Роттердаме». И только спустя десять дней наступила ясность, в прессе появились сообщения «о странном происшествии в Роттердаме» — гибели при взрыве на улице лидера ОУН Коновальца. Журналисты выдвигали три версии: первая — его устранили большевики, вторая — конкуренты из соперничающей группировки ОУН и третья — месть поляков за убийство украинскими националистами своего министра внутренних дел Б. Перацкого.
Тем временем полиция и спецслужбы продолжали поиски загадочного человека, запечатленного на фотографии, поступившей из Берлина. Но ни они, ни Барановский, ни СБ ОУН так и не смогли опознать неизвестного, не говоря уже о том, чтобы выйти на след этой загадочной связи Коновальца. Все, что им удалось установить, состояло в том, что 23 мая 1938 года в ресторане «Атлант» имела место конспиративная встреча Коновальца с одним из:
«…курьеров — радистом с советского судна, появлявшимся в Западной Европе» (Судоплатов П. Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930–1950 годы. С. 47).
В конечном итоге подозрения пали на «своих» и в верхушке ОУН началась беспощадная грызня за власть. Замысел Сталина — столкнуть лбами окружение Коновальца — полностью удался.
Сам Павел, находясь в Париже под надежным крылом советской разведки, старался без нужды не покидать явочной квартиры, а если и выходил, то ненадолго. Короткая отлучка в ателье, где он заказал себе два костюма, а затем попросил Агаянца после исполнения заказа переслать их в Москву. Эта кажущаяся мелочь, пустяк, имела самые неожиданные последствия для Павла. Пройдет всего полгода, и эта история с костюмами обернется для него большой бедой. Она едва не приведет к крушению карьеры, к потере жизни. Подобного он не мог представить себе даже в самом страшном сне. Все это было еще впереди, а пока в те майские дни 1938 года за его спиной словно выросли крылья: ему удалось выполнить задание самого Сталина и остаться живым. Павел торопил время и с нетерпением ждал встречи с Родиной, товарищами и женой и, конечно же, мечтал о заслуженной награде. Разыгравшееся воображение рисовало ему захватывающую дух картину: Кремль. Георгиевский зал и сам товарищ Сталин вручает ему второй орден Красного Знамени.
Подходила к концу вторая неделя вынужденного затворничества Павла, когда, наконец, он мог покинуть Париж и отправиться в долгий, кружной путь домой. Сменив чешский паспорт на польский, Павел занял место в машине Агаянца, выехал из Парижа, сошел на ближайшей железнодорожной станции и направился в здание вокзала.
Густой туман, поднимавшийся над рекой, кисельной пеленой окутывал станционные постройки, перрон, мелкими бисеринками оседал на крышах и тонкими струйками стекал на мостовую. В тусклом свете осветительных фонарей поезд напоминал огромную ядовито-зеленую гусеницу. Она сердито попыхивала парами и время от времени сиплыми гудками напоминала о скором отправлении. Из приоткрытых дверей тамбуров вагонов бледными полосками пробивался свет и рассеивался в тумане. У ступенек лестниц заспанные проводники переминались с ноги на ногу и, помахивая фонарями, выкрикивали номера вагонов.
В этот ранний час на посадку в поезд, следовавший в направлении Испании, где третий год шла кровопролитная гражданская война, охотников было немного. О ней напоминали усиленные полицейские патрули, прохаживавшиеся по привокзальной площади и перрону. Цепкими, придирчивыми взглядами они прощупывали немногочисленных мужчин-пассажиров и искали среди них отчаянных добровольцев-интернационалистов, отправлявшихся на помощь республиканскому правительству Испании.