Последний «тревожный звонок», как посчитал Швед прозвучал 9 июля 1938 года. В тот день на его личное имя из Центра поступила шифрованная телеграмма № 1743. Она предписывала ему незамедлительно выехать в Париж, там встретиться с советским генконсулом Бинюковым, а затем вместе с ним 14 июля прибыть в порт Антверпен и найти пароход «Свирь». Следуя распоряжению, содержащемуся в телеграмме, Швед должен был подняться на борт судна и принять участие в совещании «с одним неназванным человеком, которого вы знаете». Этим человеком был не кто иной, как С. Шпигельглаз, известный «охотник на предателей».
Все вместе взятое возбудило в Шведе с еще большей силой прежние страхи о готовящейся его ликвидации.
Память услужливо подсказывала ему и другие настораживающие факты, которые складывались в пугающую цепочку. Ранее, в августе 1937 года, Центр неожиданно проявил трогательную заботу о его безопасности. В очередной шифровке начальник ИНО А. Слуцкий известил о выделении ему охраны из двенадцати человек. В связи с чем, как позже писал в своей книге Швед-Орлов, «мне сразу же подумалось, что эти телохранители, возможно, получили приказ ликвидировать меня».
Но, пожалуй, больше всего его насторожил неожиданный приезд в Мадрид в октябре 1937 года самого Шпигельглаза. Свое появление тот объяснил необходимостью подготовки условий для вывода агента Фермера (Скоблина) из Франции после завершения операции, связанной с похищением генерала Миллера. Возможно, Швед и не придал бы этому большого значения, если бы не одно обстоятельство. По своим каналам ему стало известно о конспиративной встрече Шпигельглаза с агентом НКВД Болодиным, руководившим «летучей группой ликвидаторов». Тот, как то положено, не доложил своему начальнику-резиденту, о чем с ним говорил Шпигельглаз. Швед расценил это как непосредственную угрозу для себя и решил действовать на опережение. Первым делом, чтобы обезопасить жену и дочь от ликвидаторов, он тайно вывез их во Францию и поселил на известной только ему вилле.
Шифрованная телеграмма № 1743 Центра стала для Шведа тем самым последним сигналом к совершению решительного шага — спасению собственной жизни. Позже в своих воспоминаниях, а также в показаниях ФБР и на слушаниях в сенатской комиссии США он мотивировал свои последующие действия тем, что подозревал:
«…Это судно должно было стать моей плавучей тюрьмой».
Но то было лишь его предположением. Несмотря на холодное в последнее время отношение к нему Ежова, тот каких-либо письменных указаний на сей счет не давал. Их следы в архивных документах отсутствуют. Видимо, у страха Орлова глаза оказались слишком велики. В его воспаленном воображении, вероятно, рисовалась картина того, что как только он поднимется на борт парохода «Свирь», так в тот же момент «неназванный человек» (Шпигельглаз) защелкнет на его руках наручники. Сам Шпигельглаз тоже оказался в затруднительном положении и не решался сойти на берег. Он и не без оснований опасался быть арестованным полицией, перед которой засветился ранее при похищении генерала Миллера.
В пепельнице медленно догорали остатки телеграммы Центра. Вместе с ней Орлов сжигал за собой последние мосты, связывавшие его с НКВД и Советским Союзом, где осталась мать. Не став искушать судьбу, 12 июля 1938 года он, прихватив с собой несколько десятков тысяч долларов, предназначавшихся для оперативных расходов, бросился в бега. На границе с Францией расстался с телохранителем и продолжил путь с водителем в Перпиньян. Там в «Гранд-отеле» его ждали жена с дочерью. Оттуда всей семьей ночным поездом они выехали в Париж, и потом на целых четырнадцать лет следы бывшего советского резидента Шведа затерялись.
Его неожиданное исчезновение вызвало переполох в Мадриде и Москве, а после того, как обнаружилось отсутствие жены и дочери, он перерос в панику. Резидент-перебежчик, державший в своих руках нити всех операций и не только в Испании, знавший тайну исчезновения ее золотого запаса, работавший с ключевыми агентами в Великобритании, осведомленный о пикантных деталях жизни «кремлевских небожителей», на стороне противника мог оказаться пострашнее любой бомбы.
В Кремле и на Лубянке пришли в ярость и потребовали от Шпигельглаза доставить иуду в Москву живым или мертвым. Тот рыскал по Европе, его «волкодавы» сбились с ног, разыскивая высокопоставленного перебежчика, но безрезультатно. На этот раз они имели дело не просто с профессионалом, а с мастером, в активе которого были десятки операций, связанных с ликвидацией агентов-двурушников, троцкистов, и который, как никто другой, умел путать следы.