Оригинальное название: K.C. Martin "Becoming His Muse"
Название на русском: К.С. Мартин "Его Муза"
Перевод: Оксана Волкова (1-7 главы),
Юлия Убагс (8-10 главы)
Редактор: Леся Мельник
Вычитка: Анастасия Ланцова
Оформитель: Ксюша Манчик
Обложка: Ксения Субботина
Глава 1
Логан О’Шейн — знаменитость. Я, Ава Николс, уж точно нет.
Он стоял на небольшом выступе, поставив ногу на ещё одно возвышение. Рука его медленно поднималась от книги до рта, а позади него, на столике, стояла пепельница. Логан О’Шейн настолько знаменит, что они разрешили ему курить в аудитории.
Все, в большинстве своём студенты, в дуэте с факультативными слушателями, наблюдали за танцем сигареты в его руках и за тем, как растворяется дым над его головой, успевая при этом слушать и учтиво молчать. Я ловлю себя на ожидании мимолётных моментов, когда он поднимает свои жгучие зелёные глаза, пристально изучая каждого из нас. Должно быть, это добавляет весомости его словам. Трижды мы встретились взглядами и трижды мне становилось безумно жарко. Я сидела в третьем ряду, слева от центра, с тяжёлым рюкзаком на коленях.
Не могу отрицать, он красив, у него притягивающий взгляд и голос, гипнотизирующий целую аудиторию, но сейчас в моей голове крутится лишь одна мысль: «Логан О’Шейн тот ещё мудак».
Может быть, это потому, что он так самоуверен, высокомерен и, безусловно, как же без этого, самовлюблённый. Хотя, возможно, это его серый костюм создаёт подобное ошибочное мнение. И почему ему так важно, чтобы его чтению внимали, как молитве?
Помимо шляпы он вздумал задушить себя галстуком, а из-под чуть потёртого твидового пиджака сверкала белизной рубашка. Дорогие брюки плотно облегали его ноги, и казались чуть ли не малыми ему в самых интересных местах, когда О’Шейн опирался на подиум при чтении отрывков из своего шедевра.
Когда он поднял голову, я была снова пронзена искрящимися зелёными глазами; глазами, подобными тем, что украшали голливудских красавцев 20-ых годов. Его подача была твёрдой, острой, от его колкостей становилось больно, но, вероятно, сильнейший дух крылся в нем. Какая-то необузданная первобытная энергия будоражила сердца каждого в этой аудитории.
Я старалась сфокусироваться на том, что он читал, и конспектировать… Я слышала, как слова постепенно начали приобретать смысл — провокационный, умышленно заумный или низкий, чуть ли не развлекательный. Он говорил о «правде жизни». Но все его фразы, после торжественного финала (разумеется!) станут просто словами. Эти слова — часть его удивительной карьеры, распутной репутации, индивидуальности и гениальности. Только вот я не уверена, что он гениален. Лишь в его глазах есть жизнь, и их естественное сияние внушает правду, или, может, хоть кто-то не замечает этого. И я ему завидую.
Моя подруга Руби, которая и подсадила меня на его книги, внимательно ловила каждое слово и движение профессора О’Шейна (как и все собравшиеся, по правде говоря).
Руби – любитель литературы, а Логан О’Шейн творит эту самую литературу. Хотя лично меня ничего так и не впечатлило, так что я впустую трачу свое время. Это, скорее всего, потому что я художник, а не писатель. Мне нравится видеть то, что я создаю, игра света и тени, теней и цветов. Словами легче управлять, и это уже не то; стрелы вонзаются в смысл, но ни один писатель не чувствовал этого сам. Я могу передать свои эмоции, не думая о правилах пунктуации. Я пишу картины. Писатели же описывают их словами. И чем же тысячи слов лучше материализованного вида? Выражаюсь я не ахти, но повторюсь, я — художник.
Я выдохнула и стала терпеливо ждать окончания лекции. У нас с Руби взаимовыгодное сотрудничество: я составляю ей компанию на некоторые мероприятия, а она компенсирует мне потраченное время позированием в студии. Живые модели слишком дороги для начинающих художников, и я не могу упускать такой шанс – и пускай её книжный клуб самая нудная организация на свете.
Во время очередного эмоционального пассажа, мистер О’Шейн изящно снял с себя шляпу и запустил пальцы в свои густые, тёмные волосы. Он приподнял брови и усмехнулся, когда персонажи его творения от ссоры перешли к занятиям... любовью. Я бросаю взгляд на аудиторию. Женщины в удивлении разинули рты, мысленно уже изнывая от восторга, но тщательно скрывая это. Мужчины взметнули брови, копируя самого чтеца, им тоже понравился психологический ход мастера.
Я смотрю за спину О’Шейна, который, казалось, забыл о своей сигарете. И в этот момент его гений расцвёл, а мир на страницах ожил в речи мужчины. Я замерла.
Темные пряди волос упали ему на лицо, он откинул их и вздохнул. Затем посмотрел на страницы и продолжил чтение:
— «Её губы перекрыли мне дыхание, остановили мои тирады. Оказавшись в ней, я почувствовал себя орудием её воли, её духа, её свободы. Я в её вкусе. Я сопротивляюсь этому факту. Я хочу, чтобы ненависть питала её страсть. Хочу, чтобы она отступила. И она не сможет устоять».
Все выдохнули. Он перевернул страницу, чтобы описать новую главу этой печальной и темной любви, являющейся лишь частью более крупной истории, включающей войны, парашюты, шпионаж и семейные предательства. Он не придаёт своим словам особого смысла, связности. Я снова жалею, что сейчас здесь.
Он перекладывает шляпу, закуривает очередную сигарету (будто сам участвовал в половом акте), но все это выглядит настолько наигранно, будто отрепетировано. Интересно, заметил ли это кто-нибудь? Похоже, нет.
Он меня заинтриговал, и мне стало неудобно; мне это не нравится. Когда мы встречаемся взглядами, я ещё сильнее стискиваю коленки, мне не хватает воздуха, и я стараюсь медленно дышать, чтобы успокоить сердцебиение. Это часть его очарования. К тому же, Руби сказала, что своими романами Логан О’Шейн очаровывает как женщин, так и мужчин. Он пишет жёстко и понятно, этакий Хемингуэй 21 века. Неудивительно, что он так самовлюблён.
— «Мы провели закат и встретили рассвет вместе. Но мы не спали. Мы были обнажены, обнажены телами и душами. Клянусь, сама Атлантика была расположена к нам – серое небо над водной гладью успокаивало бурлящие, кипящие характеры. Мы стали такими… одинаковыми, похожими. Многие проводят жизнь в поисках этого. А мы так неожиданно… нашли».
Логан О’Шейн закончил своё выступление и зал взорвался аплодисментами. А вот я не посчитала нужным опустить свой рюкзак, чтобы освободить руки. Это, конечно, грубо с моей стороны, но не страшно. Он не нуждается именно в моих овациях.
Я смотрю, как он надевает шляпу, и затем его взгляд скользит по восторженной аудитории и останавливается на мне. Его довольная улыбка спадает, когда он видит мои неподвижные руки.
Несколько секунд спустя он выдохнул в микрофон финальное «спасибо» и захлопнул книгу, затем сложил свои бумаги и замер, ожидая окончания аплодисментов.
— Мы можем, наконец, уйти? – одёрнула я Руби.
Та отрицательно покачала головой.
— Сейчас время «Вопросов и ответов». Я должна поучаствовать. Хочу задать пару вопросов, и ещё купить его книгу.
Я закатила глаза. Надеюсь, Логан не видел этого (хотя мне казалось, что он просто сверлит меня взглядом после того, как я обделила его аплодисментами). Он в который раз закурил. Черт, как можно быть таким великолепным? Я отвлеклась от своих мыслей, ибо полились вопросы. Обернувшись, я увидела блондинку с галёрки.
— Спасибо вам, — сказала она, — замечательное чтение.
Логан одарил её лёгкой улыбкой. Девчушка прочистила горло. Мужчина ждал.
— Я просто хотела спросить, эм… Откуда вы черпаете вдохновение? – как только она договорила, то тут же передала микрофон дальше, потому что покраснела, как помидор. Логан оперся на трибуну и очень постарался не закатить глаза.
Он взял тайм-аут на раздумье. Насколько я знаю, это один из самых задаваемых вопросов и один из самых сложных. Он запускает руку в карман и вытягивает пачку сигарет, вынимает одну и закуривает. Я слежу за красными бликами на кончике сигареты, и, как и сотни других, жду ответа. Наконец, он выдыхает:
— Я начал трахаться в юности. Продолжил в зрелости. Вот мой секрет – я трахаюсь.
Все начали нервно посмеиваться, особенно парни. Наш колледж имел славную репутацию прогрессивного учебного заведения, но на деле ничем не отличался от своих собратьев, так что местные повесы действительно нервно хихикали.
— Если ты хочешь что-то написать, если тебе нужны идеи, ты должен войти в обычный мир… и трахаться. Я использую только это слово. И очень рекомендую этот способ. Не существует творчества без секса.
Его зелёные глаза вспыхнули, и он снова затянулся. Мне показалось, что он подмигнул мне, хотя это могло быть и игрой дыма его сигареты. Руби посмотрела сначала на меня, потом на Логана и взметнула руку вверх.
— Да-да? — ответил Логан, указывая на неё.
— Моя подруга — девственница, но она прекрасный художник. Так что же, вы считаете, она никогда не является по-настоящему творцом?
Какого черта?
— Руби! — вскрикнула я. Все обернулись. Сдала сама себя с потрохами.
Глаза Логана заплясали. С меня на неё, с неё на зал, с зала — на меня. Он хмыкнул. Я услышала шепотки позади.
— Вы правы, — произнес он, — она никогда не была настоящим творцом.
Ну вот же! Я же говорила, что он мудак.
О’Шейн бросил на меня последний взгляд и переключился на следующего оратора. Я даже не смогла сказать, что Руби соврала!
— Зачем ты это сделала? Ты подставила меня! Я не девственница.
Она весело улыбнулась.
— Два месяца я выслушивала, что у тебя уже Бог знает сколько времени, не было свиданий. А теперь половина аудитории просто ест тебя глазами! Я оказала тебе услугу.
Скрестив руки на груди, я ответила:
— Давление на жалость — часть творческого процесса.
Стоило мне посмотреть на зал, как я замеила, что половина ребят, сидящих возле нас, наблюдают за мной. Однако, это не мешает мне следующие двадцать минут злиться на подругу.