– Так что ты хотела узнать, Юли́? – поторопил меня Эмилий.
– Почему ты помог мне? – спросила я.
Как бы ни было велико искушение спросить о чём-то сугубо частном, я решила сначала выяснить то, что не давало мне покоя со вчерашнего дня, когда Леон озадачил меня пугающе-радостной новостью о том, что нашёл нам подходящее место.
– Не понимаю о чём ты? – поему-то напрягся Норман.
– Я искала работу много дней и была согласна буквально на что угодно, но никто не пожелал иметь дело с плохо обученной девицей из прошлого. Кроме того, я так поняла, что с моим временным видом на жительство тоже не всё чисто. Даже те, кто был согласен принять меня, ознакомившись с документами, меняли своё решение, поэтому я до конца не верила, что Лео понял всё правильно. Так почему? Заповедник – это серьёзная организация, а у меня нет достаточной квалификации, – высказала я свои сомнения.
– А ты об этом, – сразу как-то расслабился директор.
«Интересно, а он о чём подумал?» – мысленно озадачилась я, но развить эту тему просто не успела.
– На самом деле причин несколько. Мне действительно нужен зоотехник. Найти тех, кто имеет профильное образование непросто, но возможно, только вот желающих полностью посвятить себя пострадавшим животным, я пока не встретил. Дольше всего продержался предыдущий специалист. Он прожил у нас около пяти месяцев, а потом ушёл на более подходящее для себя место, поэтому я решил искать не биолога, но такого человека, который сможет отказаться от внешнего мира хотя бы на год. В том, что касается твоих документов, я тоже особенной проблемы не вижу: с подобным статусом, кроме заработной платы, необходимо обеспечить работника достойным жильём, если он его не имеет, а у нас это и так предполагалось. Одно время нечистые на руку предприниматели нанимали переселенцев с колоний или инопланетных граждан, но селили их десятками в каких-нибудь подвалах и технических помещениях. Сейчас Земля сократила приём заявок на место жительство практически до нуля. Миграционные службы внимательно следят за каждым подобным случаем и наверняка будут постоянно инспектировать условия твоего труда и быта, – пояснил мне Эмилий.
– Понятно. Мне и правда незачем надолго покидать это здание. Хотя, есть риск, что я тоже не справлюсь с обязанностями. И всё же, ты говорил, что причин было несколько? – напомнила я.
– Да, говорил, – пробормотал Норман с таким сожалением, как будто был совсем не рад собственной болтливости. – А можно не отвечать на вторую половину вопроса? – с надеждой спросил мужчина.
Я отломила кусочек омлета и закинула в рот, тщательно прожёвывая сочный кусочек, делая вид будто раздумываю над ответом.
– Нельзя. Вторая половина меня интересует более всего, – всё же коварно сказала я.
– У меня тоже был период, когда пришлось отказаться от всего, что составляло мою жизнь, и искать новое место, поэтому я знаю, как это непросто. В своё время меня выручил друг. Сам он умер год назад, и вернуть ему этот долг я не смогу, но решил помочь тебе, – нехотя признался Норман.
– Что с ним случилось? С вашим другом? – осторожно спросила я.
– Ничего трагического. Элдонар был давним приятелем моего деда. Он любил меня, как родного внука, которого у него не имелось. Дон был уже достаточно стар. Думаю, он мог бы пройти очередную процедуру и продлить свою жизнь ещё лет на десять, но решил этого не делать. Однажды он уснул и не проснулся, – поделился со мной своей печалью Эмилий.
– Мне жаль, – искренне посочувствовала я мужчине и даже потянулась к его ладони, чтобы пожать её в жесте поддержки, но вовремя остановилась, напомнив себе, что в этом времени не принято просто так трогать представителей противоположного пола.
– Спасибо, – просто ответил мне мужчина, отпивая глоток кофе из своей большой кружки.
– А что с случилось с тобой? Я имею в виду, из-за чего тебе пришлось менять жизнь? – не удержалась я от вопроса.
– Это уже к делу не относится. И вообще, моя очередь задавать вопросы, – не пошёл у меня на поводу мужчина.
– Я готова, – с преувеличенным энтузиазмом сказала я.
– Почему ты согласилась на тот эксперимент по замораживанию, Юли? Это ведь был ничем не оправданный риск. Не лучше было бы попытаться удалить аневризму? – удивил меня Эмилий.
– Ну, у меня для этого тоже было несколько причин, – ответила я директору его же словами.
– Я весь внимание, – отозвался мужчина.
– Во-первых, в наше время диагноз, подобный моему, был фактически приговором. Я оказалась перед выбором без выбора: сделать операцию – погибнуть, не делать – терпеть невыносимую, непроходящую боль. И мне было страшно, – нехотя призналась я.