Смежив веки, я постаралась выбросить всё лишнее из головы и просто отдохнуть, но расслабиться не получалось. Меня тревожили непривычные звуки, а точнее – их почти полное отсутствие. Живя в мегаполисе, я привыкла к ночному рёву машин, монотонному бормотанию телевизора, шорохам за стенами квартиры – признакам жизни соседей. В реабилитационном центре и в квартире Лео похожий фон тоже присутствовал, а ещё рядом со мной постоянно были люди. Сейчас я оказалась в своеобразном звуковом вакууме. Не то, чтобы это меня пугало, но было как-то слишком странно и необычно.
Устав лежать без сна, я вступила в новые меховые тапочки, поправила сбившуюся маечку своей пижамы и вышла на террасу. Там у меня стояло такое-же удобное кресло-качалка, как у Нормана, не хватало только тёплого пледа и вскоре я поняла для чего он был нужен. Ночью вентиляционные системы работали с большей мощностью. Под небольшими порывами искусственного ветерка листья на иноземных деревьях тихонько шелестели листики почти также, как и у простых берёзок, создавая настроение уюта и комфорта. Мне было немного прохладно, но не настолько, чтобы возвращаться в комнату.
Я сидела, мерно покачиваясь в кресле, но что-то мешало расслабиться. Это был како-то звук или даже фантом звука. Мне сложно объяснить, но как будто где-то рядом горько плакал ребёнок, разрывая мне сердце. Раньше материнские инстинкты меня не особенно беспокоили, но сейчас почему-то было трудно сдержаться.
Моё состояние было похоже на транс или кратковременное помешательство. Иначе чем объяснить то странное чувство, которое заставило меня перепрыгнуть через ограждение террасы и прямо в тапочках и пижаме побежать в поисках обиженного чем-то или кем-то малыша? Здравой мысли в голове не было ни единой, только страх за кого-то маленького и беззащитного, а ещё непреодолимое желание защитить, спрятать, укрыть.
Я двигалась, не разбирая дороги, и сама удивилась, когда оказалась в незнакомом павильоне. В уголке под раскидистым кустом с красными мелкими листочками лежал и горько совсем по-человечески всхлипывал большой котёнок с синей шерстью и странным золотистым узором на голове. В том, что это был именно мирс, я нисколько не сомневалась, ведь днём смотрела видео об этих удивительных существах.
– Ну ты чего? Эй… Не нужно так убиваться. Всё будет хорошо, вот увидишь, – тихо сказала я, присаживаясь на корточки неподалёку от малыша.
А что я ещё могла сказать, чтобы его утешить? Чем помочь тому, кто обречён? Сейчас я как никогда раньше понимала, что чувствовал Лебедев, когда тот успокаивал меня перед операцией.
В ответ на эти слова котёнок неуверенно поднялся на толстых неуклюжих ножках и грозно зашипел на меня, прижав к голове ушки. Несмотря на гордый и неприступный вид, из его золотистых глаз катились крупные слёзы, оставлявшие мокрые дорожки на пушистой мордочке.
– Не надо. Я не причиню тебе вреда. Я… такая же, как и ты, и прекрасно понимаю, что ты сейчас чувствуешь, – честно призналась я, подползая немного ближе к этому бедолаге.
Мирс снова рыкнул на меня, но в этот момент его дрожащие лапки разъехались, и малыш упал, всхлипывая ещё громче. Золотые глазки, полные слёз, посмотрели на меня с укором и обвинением. Как будто это инопланетное существо понимало смысл сказанных мной слов. А может, так и было, ведь Эмилий говорил, что на Умаре мирсы считаются второй разумной расой.
– Что? Я правда знаю. Не так давно, по крайней мере для меня, я вот также готовилась к тому, что усну и больше не проснусь. Одна… Без семьи и друзей… – почти шёпотом сказала я, и на мои глаза, впервые после чудесного пробуждения в новом мире, набежали слёзы. И нет, я жалела не себя, а этого по сути ребёнка, которого кто-то по неизвестной причине лишил всего и даже надежды на выживание.
Странно, но после моего не совсем уместного признания малыш мирса перестал шипеть и даже придвинулся ко мне: ненамного – всего на пару сантиметров, но это уже было сближение.
– Мне тогда помогли, хотя я сама не верила в удачу. Вот если бы и ты мог хоть немного подождать, мы бы тоже постарались найти тебе новую семью. Тогда твои ушедшие родители покоились бы с миром, зная, что ты жив и счастлив, – глотая слёзы, уговаривала я котёнка.