А в Санте зачем-то просыпается та самая легкая обидная злость. И пусть ему всё равно, пусть вот сейчас он ей помогает, хочется уколоть.
– Давно. Чуть больше года. Может съехала бы и раньше, но маме было сложно самой. Очередь, чтобы поддержать, не строилась…
«В частности и ты в ней не стоял».
Это промелькнуло в мыслях. Это подразумевалось. Это было понятно. Потому что Данила хмыкнул, снова скашивая, смотря будто бы озорно, но это – напускное. Просто оценил колкость.
– У каждого человека своя жизнь, Санта. Прости, я сейчас скажу ужасную вещь, но глупо было ожидать, что кто-то будет откладывать свою, чтобы помочь постороннему человеку…
– Как делал мой отец, да?
Данила действительно говорил неприятную, но правду. И в душе Санта сама это прекрасно понимала, но обида – она ведь не рациональна. Она просто есть. Просто мучает тебя. Просто требует выхода. И иногда вот так выходит.
– Именно. Как делал твой отец. Только он так делал, потому что хотел. Не ради благодарностей. Взрослый, Сант. Всё понимал.
Данила ответил спокойно, Санта не сдержалась – фыркнула, за что тут же получила новый взгляд. Чуть дольше. Слегка задумчивый.
– На маму похожа…
Будто объясняя его, Чернов произнес, Санта снова пожала плечами.
– На папу больше.
И сказала то, в чём сомневалась, но к чему стремилась.
– Спорно…
Чернов улыбнулся, Санта не нашлась с ответом. Снова почувствовала возмущение… На сей раз попыталась потушить. Глупо было бы спорить с человеком, доказывая, что ты – копия отца. Глупо и бессмысленно. Лучше молчать. Снова следить за дорогой. Абстрагироваться…
Пока не вздрогнешь, на очередном вдохе слыша тот же голос.
– Мама спокойно отпустила?
Чернов спросил, глядя перед собой, Санта несколько секунд соображала, не послышалось ли.
– Думаю, нет, но для меня делала вид, что воспринимает решение спокойно.
После чего ответила правду куда более откровенную, чем предполагал разговор с абсолютно проходным человеком. Не другом. Не приятелем даже. Просто… Один из тех, кто не стал откладывать свою жизнь, чтобы помочь.
– Я часто там бываю. Приезжаю на выходных. Но добираться каждый день оттуда неудобно. Вот я и…
Санта начала говорить, а потом сама же осеклась. Лишняя информация. Для Чернова – абсолютно не интересная.
Замолкла, посмотрела перед собой опять.
Почувствовала, что волоски на руках приподнимаются, потому что Данила снова смотрит. Как бы ждет…
– Снимаешь?
Зачем-то спрашивает. Зачем-то мотивирует говорить дальше…
Зачем-то делает эту поездку менее бессмысленной, чем ей предстояло стать. А ещё зачем-то делает вид, что вот сейчас ему не всё равно.
– Нет. Папа купил её при жизни. Она на меня записана, поэтому когда делили… – Санта начала, снова запнулась, мотнула головой. – Она моя.
И попыталась съехать с болезненной темы, на которую сама же случайно завернула. Но Данила…
Он не просто так юрист. Профессия предполагает обращать внимание на детали. Копать в суть.
– Братья на многое претендовали?
Чернов задал вопрос, Санта снова скривилась.
Повернула голову, на секунду встречаясь взглядом с мужскими глазами, вздохнула…
Об этом лучше не говорить с Данилой. Нет смысла. Только душу себе выворачивать лишний раз. Да и зачем позорить вроде как родных людей. Но…
– На всё.
Санта ответила честно. Смотрела сначала на кивок, потом на усмешку. Потом на то, как Данила качает головой, снова чуть её поворачивает…
– Ты с ними общаешься вообще?
Мужчина спросил, Санта ответила вздохом.
– Это не нужно ни им, ни мне. Они считают, что мы с мамой забрали у них отца. В его смерти винят тоже нас. А мы не будем защищаться там, где бессмысленно. Я не чувствую зова крови по отношению к этим людям. Мне немного больно, что это сделало бы больно отцу. Но это зависит не от меня. Я когда-то пыталась…
– Шла на мировую?
– Пыталась пойти навстречу. Речь не об имуществе. Мне казалось, что папа хотел бы… Этого не случилось при его жизни, но я по глупости думала, что после смерти мы сможем стать родней… Я ошиблась. Больше не хочу пробовать.
Санта и сама не заметила, как разговорилась. От тех воспоминаний всегда передергивало. И сейчас тоже. Тот опыт для неё стал куда более травматичным, чем равнодушие посторонних.
То, что старшие сыновья Петра устроили после его смерти – было гадко. Но до этого никому нет никакого дела. Сейчас старший – Щетинский Игнат – занимает место её отца в Лексе. Младший в ней же работает.
Они получили часть во всём, что не было оформлено на Санту и не было личным имуществом Елены. У Петра не было завещания. А у его старших сыновей – совести. Во всяком случае, по отношению к его вдове и младшей дочери.