Она хотела было повернуться в сторону сына, но Костя ее удержал, наклонился к ее губам, и выдохнул прямо в них, смешивая их дыхание:
– А наш сын уже улепетывает с группой на экскурсию в национальный музей Бангкока и вернется только к вечеру…
И, конечно, Марина была не против не только, чтобы муж намазал ей спинку кремом, но и сделал массаж с эротическим уклоном.
А потом, лежа в кровати, и отходя от очередного, разрушающего их на молекулы оргазма, Костя начнет ее пытать:
– Давай, говори уже!
– Что говорить? – она лениво приподняла вопросительно бровь и скатилась с мужа, но глаз от его лица не отводила.
– Я же вижу, что ты хочешь мне что-то сказать, говори, а то смотреть уже не могу на то, как ты себя одергиваешь постоянно.
– Ты же сказал, что будешь ждать столько, сколько нужно, что ты терпеливый.
– А я терпеливый, но не настолько же! – буркнул он недовольно и повернулся к ней лицом, ложась на бок, – Говори!
– Я… – Марина приподнялась на локотке, наклонилась к мужу ближе, провела ладонью по его заросшей щеке,– он напрочь отказался бриться в отпуске, – Тебя… – наклонилась прямо к его губам, и выдохнула, едва сдерживая себя от того, чтобы не расхохотаться, – Просила побриться. А ты?!
Костя замер на секунду, блаженная улыбка слетела с самодовольного лица, и посмотрел на нее разочарованно, а потом расхохотался во весь голос:
– Ты невозможная женщина! Но я все равно тебя люблю и подожду этих слов от тебя еще чуть-чуть.
– Долго будешь ждать, дорогой, очень долго!
– Это что? Вызов?
Он мгновенно прижал ее, своим весом к постели, весело сверкал серыми глазами, но она уже чувствовала, что он вот-вот готов отлюбить ее во всех «мыслимых и немыслимых» позах.
– Если тебе так этого хочется, – она кивнула, коснулась губами его приоткрытого рта, – Да, вызов.
А дальше снова было море страсти и любви. Он не давал ей и шанса забыть о том, что любит, и никогда не даст, никогда не позволит ей забыть, что она жена своего мужа.
***
Три года спустя, Москва.
Константин Алексеевич, а именно так его в доме звала прислуга с подачи Любаши,– правда сама она его ласково звала «Костенька»,– пытался читать документы по новому выгодному контракту, но получалось у него плохо, он то и дело бросал на жену многозначительные взгляды и все хотел снова вернуться к работе.
В последние недели Костя старался проводить все время дома, в офис если и уезжал, то только на пару часов и не больше. Прилетал, всех строил, раздавал пиз**лей по делу, и просто, для профилактики, чтобы не расслаблялись, и с бешено колотящимся сердцем стремился домой, а то мало ли, что там могло случиться, пока его не было.
А вдруг?
Дима над ним, конечно, подшучивал и все на это Костино «вдруг», отвечал:
«А вдруг бывает только пук, Костян, не парься».
И этому человеку скоро будет сорок лет?!
И все же, Костя пытался заняться бумагами, но как, черт возьми, можно о чем-то думать, когда собственная жена в тебе, взглядом, уже пару дырок сделала,– в башке уж точно одна была.
Он вздохнул и отложил документы в сторону и посмотрел на жену.
За годы, что они вместе живут, Мариша не сильно изменилась, не избавилась от своих замашек лидера и «крутого бизнесмена», рулила своим фондом так шустро и привычно, что всего через год их работы они все могли пожинать плоды ее трудов: журналисты, телепередачи, телемарафоны и огромные сборы средств нуждающимся. Марина нашла свое новое призвание, если так можно сказать. Правда, и компанию свою не забросила, стабильно появлялась там раз в неделю и остальным не давала о себе забыть, иногда сама занималась сделками, но перед этим, очень сильно ему нервы на свои кулаки наматывала. А когда он срывался, брала его в оборот тепленьким, и вила из него веревки. Что тут сказать? Он знал, на ком женился и не ждал от нее сильных перемен, но Марина старалась и уже за это он ее боготворил.
Они переехали за город, поближе к Тане и Диме, что не могло не сказаться на спокойствии мужчин в целом и каждого по отдельности, а если учесть, что по соседству еще и Золотарева жила, то иногда можно было не приходить домой, а смело идти и вешаться.
Но они жили. Любили друг друга, воспитывали сына, навещали родителей и друзей, наслаждались каждым новым днем, старались отдать друг другу как можно больше себя самих.
Костя не ожидал, что все может быть так. Хотел, конечно, но не ожидал, что в кои то веки будет иметь настоящую семью, со своими проблемами, ссорами, спорами, а такое случалось регулярно, раз в два дня, – характеры то у обоих не сахар,– но они шли на компромиссы, искали выход вместе, а не по отдельности, шли на уступки. Это все и было их семьей, их жизнью. Счастливой и веселой, не без «грозовых туч» иногда, но без этого было бы что-то совсем идеальное и сопливо-розовое, как жена говорит, а им такое и не надо. Давно уже научились друг друга принимать такими, какие есть.