– Ты можешь мне не верить, не доверять. Можешь на меня злиться, ненавидеть. Но одно тебе придётся принять и запомнить: я никогда не дам тебе развод! А значит, буду влиять на твою жизнь. Буду находиться рядом и следить, чтобы твоя маниакальная жажда власти и влияния не стала вновь мешать твоему здоровью. Я буду рядом, как бы ты не хотела меня прогнать.
– Решил стать мне папочкой?
– Я решил стать твоим мужем! – веско исправил ее.
– Если ждешь от меня бурной радости, то зря. И я получу развод, и мне абсолютно плевать, что ты думаешь по этому поводу.
– А Илье ты то же самое скажешь, что тебе плевать?
– Это низко, давить на меня ребенком! – яростно прошипела и схватила первое, что лежало на тумбочке возле кровати,– оказался пульт от телевизора,– и швырнула в него. – Не смей давить на меня, моим ребёнком!
– Он и мой ребенок тоже! И ему явно будет лучше и легче узнать, что его папа и мама не собираются разводиться и ругаться друг с другом. И уж точно ему не стоит знать, что ты была готова умереть, лишь бы всем показать, кто тут главный «мужик»!
– Не надо говорить за меня и решать за меня! Ты мне никто!
Эти слова его задели за живое, она прекрасно видела, как потемнели его глаза, как он застыл на секунду и как сильно сжал зубы, что было заметно, как желваки заходили злобно.
Костя спокойно подошёл к ней ближе, присел на край кровати, при этом невзначай коснулся своей рукой ее бедра, и хоть то было скрыто под пледом, но между ними точно воздух затрещал, как от статического электричества. И она вся вздрогнула, подобралась. На какой-то момент ей показалось, что он настолько в бешенстве, что просто возьмет и придушит ее, схватит за горло, сожмет и даст ей, наконец, умереть.
Но вместо этого он наклонился ниже, почти касаясь ее лица своим, задел жесткой щетиной ее скулы, провел носом по щеке, сократил расстояние между ними до минимума. У нее дыхание сбилось и перехватило от такой близости, и под ложечкой неприятно засосало от страха, хоть и понимала, что он последний, кто причинит ей вред. Но кроме страха было еще и дикое возбуждение. Такое, что между ног стало влажно и жарко, больно, и хотелось даже не секса с ним, а грубого траха, без соплей и сантиментов. Только он, его напряженный член у нее во влагалище и ее удовольствие.
А Костя сделал невозможное: он довел ее до оргазма словами.
Склонился к уху, сухими горячими губами прикусил мочку, влажным языком лизнул чувствительную ямочку, и ее всю начало трясти, она чуть в голос не застонала, чуть не попросила его залезть на нее и взять. Своим жарким дыханием обдал ее шею, Марину тряхнуло, мурашки побежали по коже, и пришлось руками вцепиться в простыни, чтобы удержать себя и не начать его раздевать. Откуда только силы взялись на то гребаное дикое желание?
Только Костя не собирался останавливаться:
– Я скучал по тебе!
Он спустился к ее шее и начал целовать, прикусывать губами, а потом зализывать языком место укуса.
– Я верил, что ты проснешься, но боялся, что ошибаюсь!
Ей было безумно приятно, так приятно, что становилось больно. И соски затвердели вмиг, стали болезненно чувствительными и требовали его ласки. Его губ, его рук. А он просто целовал ее шею и шептал.
– Ты мне снилась каждую ночь. И каждое утро я просыпался в поту, потому что в моих снах ты умирала, – шёпот стал зловещим, и его действия начали ее пугать. – И я буду делать все… все, что посчитаю нужным, чтобы ты была здорова и в безопасности!
Костя снова царапнул чувствительную кожу своей щетиной, вернулся к ее ушку, сладко прикусил мочку, дразня прикосновением зубов, и прошептал то, что привело ее в дикий ужас и восторг одновременно:
– Потому что я люблю тебя, больше жизни!
ГЛАВА 17
Это чертово кольцо отвлекало. Не давало ей покоя. Она его постоянно рассматривала, бесконечно крутила на пальце, когда думала о чем-то. Это уже стало привычкой. Глупой. Неприемлемой. Но, привычкой.
Все оказалось слишком сложно для ее понимания.
Даже невозможно.
Бывало и не раз, что жизнь так круто поворачивала, что приходилось сжимать зубы и держаться из всех сил, что есть. А тут? Как реагировать? Спустить все на тормозах? Забыть о его словах? Об этих взглядах? Касаниях? И подать на развод, а потом будь что будет?
Если быть откровенной с собой, Марина была жутко зла. Ее начинало распирать от эмоций, от этой гребаной ситуации.
Но она пыталась думать логически и рассуждать. Не чтобы оправдать самоуверенность Кости, а чтобы успокоиться самой.
А если бы на ее месте был кто-то другой? Таня? Или сам Костя? Что бы сделала она, если бы ей дали возможность решать: жить и рисковать, или умереть, но сохранить чью-то гордость?