Марина уже не могла сказать, громко она стонала или нет, ей было просто настолько хорошо в этот момент, что ничего не волновало.
Конечно - это была сублимация и имитация, но чуточку стало легче. Она не считала это постыдным,- то, что сама себе доставила удовольствие. Можно подумать, в первый раз, именно Костины руки, вспоминая, она делает ЭТО!
Бес зазрения совести Марина давно для себя определила, что Костя - самый чувственный и умелый мужчина в ее жизни. Никто и никогда не пробуждал в ней такую бурю и калейдоскоп эмоций. От ненависти и недоверия, до опаляющего все на своем пути, сводящего с ума желания и страсти, от нежности, которую с каждым разом становилось трудней сдержать, до влюбленности, что снова начала просыпаться в ее глупом сердце.
Мимолетное удовлетворение - это прекрасно, но, стоя перед зеркалом в ванной, Марина видела свои шальные горящие глаза. Плохой знак, очень плохой!
Ей нельзя любить и привязываться, нельзя!
Только не сейчас, когда Костя все знает. Он тоже ее желает, хочет. Да. И может, даже пожалеет, и проведет в ее постели время, что ей осталось.
Но... гадкий червячок сомнений все равно зародился.
Секс из жалости? Такого унижения она точно не переживет. А даже если не из жалости...
Марина не хочет причинять ему ненужную боль. Костя и так привязался к ней, ему будет трудно, когда она умрет. Будет страшно, он будет потерян и сломлен. Только ему еще придется заботиться не только о себе, но и об Илье.
Что, по сравнению с этим всем ужасом, могут представлять ее желания? Они ничто, по сравнению с этим!
Она не имеет права привязывать его к себе еще больше!
Но из памяти не вычеркнуть ничего, и так пронизывали насквозь вспышки воспоминаний, и, полученное удовольствие становилось еще более ощутимым.
Она спокойно, хотя руки и дрожали немного, наносила любимый лосьон на тело, делала нехитрый массаж для растяжек на бедрах и животе. После родов тело изменилось, остались следы не только от операций, а ложиться снова под нож,- или как там этот лазер называется,- она не собиралась. Глупо рисковать здоровьем из-за такой мелочи.
Но почему-то в голове возник вопрос: а как бы Костя отнесся к виду этих следов беременности? Ему бы стало неприятно, или он бы не обратил внимания на них?
Это почему-то сильно взволновало ее воображение и женскую гордость!
Что с ней творится?!
Но неприятности на сегодня только начинались.
В спальне, на кровати, сидел Костя и вертел в руке свой телефон. И ничего страшного в этом не было, если бы пять минут назад она не стонала от оргазма, при этом представляя между своих ног его руки. И он слышал ее стоны и крики, слышал ее наслаждение.
Черт!
От этого пронзительного хищного взгляда было не скрыться и не уйти. И махровый банный халат уже не казался ей удобным и мягким, потому что, Костя не стал скрывать свое возбуждение и желание от нее, соски вмиг затвердели и заныли, требуя ласки, губы пересохли, и дыхание сперло, а мягкая, прежде, ткань царапала чувствительную, разгоряченную водой кожу.
И не смотреть ему в глаза не могла.
Видела, что с ним творилось, подмечая все мелочи: приоткрытые губы, тяжелый взгляд, напряженную позу и руки, сжатые в кулаки. Только всему виной была отнюдь не злость, нет. Костя сдерживал себя, чтобы не накинуться на нее, и не заняться с ней сексом прямо на полу спальни.
Прежде, чем заговорить, пришлось прокашляться и тряхнуть мокрыми волосами так, чтобы закрыли пылающие щеки. Ей не было стыдно, но от чего-то щеки жгло огнем.
- Ты что-то хотел?
Костя не отвечал, смотрел на нее, изучал, скрытое халатом тело, раздевал взглядом и вычленял из памяти воспоминания об их совместном прошлом.
- Хм, там приехал твой отец, а тебя долго не было..., я подумал, что... - зрачки у него расширились, и только услышав это, Марина поняла почему.
Он испугался за нее. Подумал, что ей, возможно, стало плохо.
Марина подошла к нему, села рядом, только прикасаться не стала из опасения, что это невинное прикосновение может привести к вновь вспыхнувшей буре желания у нее внутри.
- Со мной все хорошо.
- Да, это я уже успел услышать, что тебе хорошо, - едко заметил он и отвернулся от нее. - Если бы ты только сказала..., нам могло бы быть намного лучше, ты же знаешь, да?
- Я не хочу все усложнять еще больше, Костя. Нам это не нужно.
- Почему?! - резко повернулся к ней и схватил своей рукой ее за шею, приблизив их лица слишком близко, друг к другу. - Почему, черт тебя подери, ты решаешь это за меня?!
- Ты можешь быть необъективен к ситуации. Ты не понимаешь, каково это жить в ожидании, думая, что этот день может стать последним не только для тебя, но и для других. Я не боюсь умирать..., я боюсь, что вам всем будет из-за этого больно. Понимаешь?
- Значит, не хочешь причинять мне боль?! Почему? Мне кажется, я заслуживаю наказания!
Ей точно не послышался пошлый намек в его словах, но вот только его глаза были серьезными, хоть и губы кривились в улыбке.
- Не хочу, - прошептала, перевела взгляд на его губы и не удержалась, приблизилась еще ближе, легонько к ним прикоснулась, лизнула уголок губ, и с улыбкой отметила, как Костя от этой невинной шалости весь задрожал, - я очень не хочу этого, Костя.
- Как соблазнительно ты об этом говоришь, милая, - он уже шептал, голос подрагивал, как и весь он. И его руки свободно бродили под полами, распахнувшегося халата.
Марина прерывисто дышала, вновь смотрела в потемневшие и ставшие темно- серыми глаза, не сопротивлялась, когда он полностью развязал пояс халата и открыл своему взгляду ее грудь с затвердевшими сосками.
Не сдерживала стона, когда он, склонившись, поцеловал упругую вершину и горячим языком обрисовал абрис соска.
Костя вздрогнул от ее стона и прикусил легонько грудь, а рукой аккуратно пробрался под тонкое кружево трусиков и сжал ягодицу.
Марина тоже не могла утерпеть, расстегнула мелкие пуговицы у него на рубашке, ногтями царапнула его по прессу, медленно, ладонями, спустилась вниз к ремню брюк. Вытащила рубашку, при этом, прикусывая себе губы, практически до крови. Но, Костя не собирался останавливаться на достигнутом, и мучил уже вторую грудь, своим горячим дыханием и губами.
Расстегнула ремень и, наконец, ладонь нырнула под резинку трусов.
Ее саму обожгло таким жгучим желанием, когда Костя весь, под ее руками, задрожал и не смог сдержать довольного рокота, вырвавшегося из груди!
Плоть была каменная, твердая и горячая, и Костя толкался ей в руку бедрами, имитируя совсем другие толчки. Перед глазами потемнело, и стало плевать на уговоры и аргументы, которые она же сама ему говорила пару минут назад, до этого чувственного безумия.
- Если ты не остановишься, я не смогу сдержаться, Марина! - простонал он, и опять опустился к ее груди, срывая с губ очередной блаженный стон.
- Боже!
Она рукой стиснула его плоть сильней, и провела вниз по всей длине, повторила движение, потом еще раз и еще, а после, просто подобралась к нему ближе и заставила лечь на кровать.
- Что ты...
- Чшш... - приложила пальцы к его губам, склонилась и поцеловала, смешивая их дыхания, вкусы.
Потом спустилась к шее, провела языком по бешено стучащей жилке, груди, рукой погладила рыжую поросль волос, задела пальцами соски, пресс. Не обделила вниманием ничего, но, когда спустилась губами к его животу, сама уже не соображала, и только изнывала от жажды, сглатывая слюну в предвкушении.
Он доставил ей удовольствие, так почему она не может сделать то же самое для него?
Приспустила брюки, высвободила напряженную плоть, провела пальцами по вздувшимся венам, замечая, как Костя стонет и вздрагивает от каждого ее движения, как руками вцепился в простыню, как закрыл глаза и, стиснув зубы, ждет ее дальнейших действий.