Никто не хочет скандалов такого масштаба. У всех есть дети, жены, любимые, любовницы. А связи с проститутками, пусть и элитными, с такой оглаской... позор. Сразу упадут акции, партнеры отвернутся, чтоб не замараться в грязи, жены подадут на развод и оттяпают половину, дай Боже, совместно нажитого, «честным» трудом и потом.
Собрались все вместе, не без угроз в адрес самого Кости и Савы, но сели за стол переговоров и смогли прийти к общему решению данной проблемы.
Дело закрыли, даже не успев открыть. Парочке журналюг, успевших пронюхать сенсацию, прищемили не только любопытные носы, но и еще кое- что. За Разецкого, по своим каналам, назначили хорошую награду, и теперь его ищет очень-очень много людей, включая уличных бомбил, проституток, барыг и весь остальной контингент. А значит, найдут.
С людьми такого полета дел никогда не имел, зато пользу принес не только Марине, но и себе, и Диме. Новые крупные клиенты, заказы. Сарафанное радио сделало такую рекламу, что хочется пойти и удавиться, от зависти к самому себе. Они вышли на новый уровень. Прибыль бешеная, прогнозируется еще больше, в перспективе выход на зарубежные рынки.
Страшно от того, что могут не справиться. Надорвутся.
Но обоим есть, что терять.
Люди работают проверенные, все, как часовой механизм отлажено, только успевай направлять, где нужно.
Если Марина жила в таком бешеном темпе последние восемь лет, то не удивительно, что здоровье подкосилось, и сердце сдало.
Домой буквально приползал. После работы и больницы был пустой. Не было у него желания кушать и говорить. Только лечь на кровать и не вставать до утра, пока не зазвенит будильник.
А каждое утро начиналось с завтрака с сыном, натянутых улыбок, притворного радостного настроения.
Он из кожи вон лез, чтобы дело всей Марининой жизни не кануло в лету, было на плаву и приносило прибыль.
За Илюхой следил, старался быть ему не только отцом, но и другом. Не пропускал его тренировки, отвозил утром в школу, даже начал с ним учить языки, чтобы было больше точек соприкосновения между ними. Но все равно не углядел, не увидел, не заметил, что сын на грани.
Когда стало ясно, что Марина не приходит в себя, и в ближайшее время этого не случится, Илья замкнулся в себе. Его не радовали ни тренировки, ни занятия, ни увлечения. Он не хотел говорить ни с кем. На откровенный разговор всегда приходилось его выводить.
Начинать издалека, подбираясь окольными путями..., и только тогда Костя смог понять, что на самом деле у ребенка на душе и в голове.
Илье было плохо. Ему было страшно. А еще он сильно злился на всех. И ненавидел себя.
Но до крайностей не доходило никогда.
Сколько помнил из слов самой Маришки, да и всех остальных, для Ильи любая форма насилия должна быть оправдана только самозащитой, и никак по-другому.
А вот сейчас... парень стал взрослым и пытается усвоить свой второй жизненный урок.
Начался сентябрь, новый учебный год в школе.
Костя думал, возникнут проблемы с охраной, потому что от своей идеи защитить самое дорогое не отказался, и теперь Илья передвигался везде на автомобиле с водителем и охранником. Подбирал всех Руслан, мимоходом обронив, что оба умеют стрелять и уходить от погони. Директриса пошла ему на встречу, вошла в положение и позволила охране постоянно находиться на территории учебного заведения. Еще бы она этого не разрешила,- за такие-то деньги!
Костя купил свое спокойствие хотя бы в том, что касалось безопасности сына.
Стоило Илье пойти в школу, не прошло и двух недель, как его вызвали в середине рабочего дня к директору. И теперь он сидел в просторном кабинете, пялился на портрет Толстого и медленно закипал, выслушивая всю чертову ахинею от этой пигалицы, заслуженного учителя России, учителя какого-то там года и еще с кучей регалий:
- ... это недопустимо, такая агрессия - это совершенно ненормально для ребенка его возраста! Мы пошли вам на встречу, но поймите, я не могу больше оправдывать его поведение тем, что у него умерла мама!
У него перед глазами все потемнело после этих слов, но когда ощутил, как сын после всего вздрогнул, а на ладонь Кости упали злые жгучие слезы мальчика, не выдержал.
- Выйди! - короткий приказ, и сын снова вздрогнул, но встал, не поднимая головы, вышел из кабинета, тихо притворив дверь. Костя проследил глазами за тем, как дверь плотно закрывается, и перевел бешеный взгляд на директрису. - Я сейчас задам вопрос, и лучше Вам ответить предельно честно! Как долго Вы и другие преподаватели сочувствуют моему сыну по поводу смерти его матери?
- Что... что Вы имеете в виду? - запинаясь, торопливо проговорила эта мымра и обошла свой стол, стараясь быть от него как можно дальше.
Видит Бог, он был готов кинуться на нее, и собственными руками придушить эту гадину.
- То, что спросил! Как долго?! Ну?!
Он спокойно поднялся, подошел к столу, оперся на него руками и оказался очень близко к этой мымре.
Смотрел в бегающие туда-сюда маленькие черные глазки, спрятанные за оправой дорогих очков. И понимал все без слов. Его ребенок учился больше двух недель с людьми, которые открыто ему выражали соболезнования и сочувствие, кто-то наверняка злорадствовал и отпускал злые саркастичные замечания или шуточки. И когда ребёнка перемкнуло, мозги набекрень поехали, он сорвался и всю свою злость и обиду выпустил наружу. И тот, кому повезло стать его спусковым механизмом, сейчас ехал в травмпункт накладывать гипс на руку и делать снимки челюсти, а еще пострадало оконное стекло и, в бешенстве, кинутый стул.
Для себя Костя решение уже принял, осталось только обсудить с Ильей и организовать все, как полагается.
Оттолкнулся от стола, но взгляд от директрисы не отрывал. Пусть боится и опасается: в следующий раз будет лучше слушать то, что ей говорят и просят сделать.
- На тот случай, если Вы не поняли, моя жена в больнице! Она жива, и не дай Вам Бог думать и говорить по-другому! Всему преподавательскому составу от меня пламенный привет, и ждите гостей, я Вам их устрою!
- Константин Алексеевич, Вы все не так поняли! - она бросилась к нему, заламывая руки и, с трудом подбирая слова, но ему было плевать на нее. Его волновал только Илья, как он сейчас, что чувствует, сумеет ли Костя додавить, чтобы сын выговорился.
- О, я понял как раз правильно! Ваша прямая обязанность заботиться о детях, здесь учащихся, а не доводить их до нервных срывов! Счет за окно пришлете мне на работу, всего доброго!
Дверью бахнул напоследок так, что штукатурка посыпалась.
Вылетел в приемную, краем глаза заметив, как секретарша от громких звуков ниже к столу пригнулась, вздрогнула, но на лице хранила дебильный приветливый оскал, а не улыбку. Не школа, а богадельня какая-то!
Илья понуро сидел на стуле возле стены, болтал ногами туда-сюда и на него смотреть отказывался. То ли стыдно ему за свой срыв, то ли, наоборот, нет. Не пойми, что творится!
- Пошли!
Илья кивнул, встал, взял свой портфель и поплелся к выходу. В коридоре их ждал, подпирая стену, Игорь, охранник. Без всяких слов мужчина двинулся за ними, на лице ноль эмоций, но вот глаза... В глазах было что-то, какое-то понимание и желание высказаться, но Игорь молчал, оно и к лучшему. Косте нужно было немного продышаться и успокоиться, перестать кипеть.
Ему хреново было, паскудно! Он ждал и верил, что в конечном итоге все будет хорошо, но не был уверен, что к тому моменту, как Марина очнется, он сам не слетит с катушек и не утянет за собой всех остальных.
Он тосковал по ней. Каждый вечер. Каждую ночь. Тосковал.
Думал о ней. Мечтал. Представлял, что скажет и как. Воображал себе ее реакцию на скоротечное замужество.
Кольцо купил зачем-то. Даже два. Одно помолвочное: из белого золота с маленьким розовым бриллиантом, гладкий ободок и красивая огранка камня. И обручальное: без надписей и украшений, простой ободок из белого золота. Только одеть ей на палец правой руки почему-то боится. Есть внутренний страх, останавливает его каждый раз, как Костя собирается в палате достать коробочку из кармана и, наконец, окольцевать ее. Сам кольцо обручальное не носил, хотел, чтобы, как положено... чтобы Марина сама надела ему на палец и сказала свое «да» в ЗАГСе.