Стеклянные двери разъезжаются перед нами в разные стороны. Уверенной походкой Рад входит в гостиницу, а я от стыда прячу лицо у него на груди. Господи, какой позор! Мало того что за мои тридцать четыре года это в первый раз, когда я с мужчиной в гостинице, так ещё на руках заносят… Стыдно в квадрате!
Возле ресепшена Рад берёт карту-ключ, при этом продолжает удерживать меня на руках и я не хочу, чтобы он отпускал. Его любовь – это так красиво! И я ощущаю те знаменитые бабочки, порхающие в животе. Меня никто и никогда не любил так, как любит он!
***
– Вкусно? – спрашивает Рад, наблюдая за тем, как я отправляю в рот очередную клубнику.
Киваю в ответ.
– Хочешь? – произношу игривым тоном и, зажав губами клубнику, придвигаюсь к мужчине вплотную.
Он аккуратно забирает из моих губ сладкую ягоду, а после целует по-французски. Так страстно и горячо, что мне приходится отставить в сторону миску с клубникой.
Всё повторяется с самого начала. Наш жаркий тандем из сплетённых тел синхронно двигается на широком ложе. Я обвиваю Рада ногами за торс, а руками скольжу по спине, царапая ногтями, как ему нравится.
– Люблю тебя, – шепчу ему в губы и улетаю в космос, когда меня накрывает пиком эйфории.
А спустя минуту Рад следует за мной и мы обессиленные лежим на кровати, улыбаясь и смотря друг на друга.
Он гладит мою скулу указательным пальцем, заправляет за ухо волосы и я тону в этой ласке, растворяюсь в неподдельной нежности.
– А какая у тебя группа крови? – спрашиваю я, вспоминая про обменную карту беременной.
– Третья.
– Резус-фактор?
– Отрицательный, а что? – он смотрит на меня непонимающим взглядом, а я улыбаюсь, качая головой.
– Так не бывает.
– Как не бывает, детка?
– У тебя очень редкая кровь. Третья отрицательная приблизительно у полтора процента населения всей Земли.
– Откуда ты это знаешь?
– Потому что у меня такая же кровь. Третья минус.
– Я сейчас не совсем понимаю: хорошо это или плохо. И почему ты вообще спросила про кровь? Как-то связано с беременностью?
– Да. Очень связано. Я не буду забивать тебе голову лишней информацией, просто скажу, что нашему малышу ничего не угрожает, раз его папа такой же отрицательный, как и мама.
– Я ничего не понял, Наташа, но хорошо, что не угрожает, – улыбается Рад и кладёт ладонь на мой живот. Гладит его плавными движениями вверх-вниз: – я не чувствую его. Когда ребёнок начнёт толкаться?
– Сначала он будет шевелиться, это случится где-то через месяц, возможно, полтора. А толкаться… – задумчиво улыбаюсь, вспоминая, как Лизка лупила меня изнутри свои крохотными ручками и ножками, – это не скоро. Это когда мой живот станет похож на спелый арбуз, тогда и тебе прилетит в ладошку.
Рад склоняется к моему животу и медленно целует чуть выше пупка, затем его губы плавно спускаются к резинке трусиков и я довольно ухмыляюсь, понимая, чем закончатся эти невинные с первого взгляда поцелуи.
***
Утром мы просыпаемся пораньше, чтобы Рад смог отвезти меня к Танюхе, подождать немного, а затем доставить домой. Возле моего подъезда долго не можем попрощаться. Я боюсь отпускать его, хоть вслух это и не произношу.
– Я позвоню тебе, – целует меня в щеку, а затем поворачивается к моей дочке и подмигивает ей, – пока, Елизавета.
– Пока, Радик, – отвечает моя куколка, смотря на Радмира такими же горящими глазами, как и я.
Мы с дочкой выходим на улицу и топаем к подъезду, а машина Рада стоит до последнего, пока мы не скрываемся за дверью.
Оказавшись в квартире, я переодеваюсь сама и переодеваю ребёнка. Готовлю малышке завтрак, а себе по привычке завариваю зелёный чай. И пока Лиза управляется с омлетом, я сижу на подоконнике и смотрю в окно, наблюдая за пушистыми снежинками, кружащимися в воздухе.
Телефон заставляет оживиться. Не глядя на имя абонента, принимаю вызов и уже через мгновение жалею об этом, когда на том конце провода слышится голос Вовы:
– Твой любовник подсуетился, – рявкает недовольно. – Меня с работы попёрли. Что ж тебе, Наташка, всё неймётся? Я же даже документы подписал. Забирай квартиру. Всё забирай! Нахрена было меня работы лишать?
– Подожди. Стоп! Я здесь ни при чём. И кстати, не любовник, а любимый мужчина. Это разные вещи, Вова.
– Да мне "пох" на твои вещи. Ты можешь своё “глядство” называть как хочешь. Я тебя знать не хочу, а потому приду на суд и сам попрошу судью, чтобы нас с тобой поскорее развели.
– Разве уже назначили слушанье?
– В эту среду. А то ты не знаешь?! – недовольно фыркает бывший, а затем его тон становится более дружелюбным: – мелкая спит? Дай ей трубку.
– Лиза, это папа, – протягиваю дочке телефон, а она качает головой, мол, не хочет с ним говорить, – Лиза, трубку возьми и поговори с папой!
Дочка нехотя берёт в руки телефон, а я отворачиваюсь к окну и мечтательно закрываю глаза, вспоминая прошедшею ночь. Как он меня целовал! Как любил этой ночью! Я такое даже в книжках никогда не читала. Да у меня дух захватывает от одних только воспоминаний. И я бога молю, чтобы счастье моё никогда не закончилось. Я же его всю жизнь ждала!
Глава 8
– Решение суда вступает в законную силу через тридцать дней после провозглашения полного текста и может быть обжаловано в апелляционном порядке в течение… – сухо мямлит мужчина, одетый в чёрную мантию, – на этом заседание считать закрытым.
– Поздравляю с разводом, – говорит адвокат, сгребая со стола свои вещи и складывая их в портфель. – Вас подвезти, Наталья?
– Нет, спасибо. Я на машине.
Накидываю на плечи шубу, руками сжимаю сумку и двигаюсь на выход, а в коридоре меня догоняет Островский.
– Решила оставить мою фамилию, да? – нагло ухмыляется. – На что ты надеешься, Наташа? Ищешь путь к отступлению?
– Самонадеянный! Пойди съешь лимон, а то сильно довольное выражение лица.
– Шутки свои шутишь, – идёт следом, пока я на ходу застёгиваю крючки на шубе. – А я тебе предлагал вернуться. Даже с приплодом.
Я останавливаюсь. Кровь приливает к лицу, а руки сжимаются в кулаки. Смотрю в наглые глаза бывшего.
– Обломишься! Я к тебе никогда не вернусь, а если ты ещё раз назовёшь моего ребёнка приплодом, то я выцарапаю тебе глаза.
– Да успокойся ты. Мы уже разошлись и мне как бы пофиг на тебя и… – смотрит на мой живот, – твоего ребёнка.
– Пока, Вова. Будь счастлив.
Иду по коридору с высоко поднятой головой, хотя хочется совсем другого. Хочется позвонить Радмиру и пожаловаться на бывшего мужа, но так я делать точно не буду. Опасно! Рад ему опять что-то сломает и это того не стоит на самом деле.
– Наташа, а если серьёзно, – Вова всё-таки не оставил меня в покое, догнал на первом этаже и теперь открывает передо мной дверь. Как галантно! – Почему фамилию не захотела менять?
Ухмыляюсь, глядя на бывшего. Мозги совсем не хочет врубать, а возможно, всё ещё рассчитывает на то, что с Радмиром у меня несерьёзно.
– Потому что я скоро замуж выхожу и сменю фамилию. Ни к чему лишняя бумажная волокита.
– Врёшь!
– Я пришлю тебе фотку со своей свадебной церемонии. А если ты меня хорошо попросишь, то передам вам с мамой пару кусочков каравая. Или лучше свадебный торт?
– Ну ты и стерва, – цедит через зубы, – если бы не дочка, сто лет бы тебя не видел. Ненавижу тебя, Наташа. Ты мне всю жизнь сломала!
Он уходит. А я смотрю ему вслед и ощущаю совсем другие чувства. Мне петь хочется и танцевать. И я невольно вспоминаю посиделки с девчонками, когда Танюха праздновала развод. Это кайф на самом деле! Избавиться от мудака – огромное счастье. И я только теперь понимаю, почему так было весело любимой подруге.
***
Приезжаю в банк ближе к обеду. Устраиваюсь за рабочим столом, как боковым зрением улавливаю движение справа. А ещё нос щекочет мускусно-пряный аромат мужского одеколона, от которого у меня появляется тошнота.
– Добрый день, Наташа, – выразительный баритон заставляет меня вздрогнуть.