— С папашей мы всегда проживем. — В Ленькиной душе нет сейчас сомнений, а только один восторг перед жизнью, которая предстоит ему, — совсем уж близко теперь до этой лучшей, главной его жизни.
— А вы все там же работаете, в Заготживсырье? — спрашивает он Галентэя.
— Кедровник свели, белка вся удалилась, нет ничего. Конюхом я на турбазе.
— А директором в леспромхозе Зырянов?
— Леспромхоз-то переместили, рубить уж нечего. А за озером заповединк ли, чо ли... И не поймешь путем. Зырянов лесничим остался. В леспромхозе он больше двух сотен в месяц имел, а там ставка никакая. Выступал он это в клубе, я слышал... Мы, говорит, тайгу свели; мы ее и восстановить обязаны, по вырубкам, говорит, сады посадим. А кто их пойдет садить за такие деньги?.. Дурных нема.
...Ленька идет с подругой по улице Нарогача. Улица, в общем, такая, как пять лет назад. Только кое-где яблони в палисадниках. А возле одной избы цветет сад.
— К папе приедем, — говорит Ленька, — вот там настоящий сад! Как раз мы в самое лучшее время приедем.
— Ле-ень, — жалуется Лариса, — я туфли надела, а тут смотри, какие щели, на этом чертовом тротуаре, каблук сломался.
Она прыгает, разнесчастная, на единственном каблуке.
...В лучшем саду Нарогача стоит женщина с ведрами. Глядит во все глаза на Леньку, хотя ничего особого нет, стриженый, в магазинном, с чужого плеча костюме. Она глядит, глядит на него и подвигается к нему, и он глядит, и вот уже они начинают улыбаться друг дружке. У женщины длинные брови, как и у Леньки.
— Надька! — кричит Ленька.
— Ленька! — гортанным голосом кличет женщина.
Ленькина подруга стоит позабытая, пока обнимаются брат с сестрой. Надежда первая поворачивается к ней и замечает изъян в ее обувке, и смеется, старается спрятать смех...
— Проходите, только здесь у нас мосток не построен, да мы-то сами в сапогах.
— Я не могу... У меня вон что... — чуть не плачет девушка.
— Знакомьтесь — это моя жена, — говорит Ленька.
Девушка протягивает Надежде пряменькую руку:
— Лариса.
Теплоход катит по большому озеру. За штурвалом стоит Родион, капитан. Вместе с ним в рубке жена Надежда, дочка трех лет и Леонид Костромин.
Дочка поместилась на плечах у капитана.
На палубе танцы. Туристы в кедах. Наперебой все зовут танцевать Ларису. Она громко разговаривает, смеется. Ей хорошо.
— Лара! — зовет Ленька жену. — Гляди, я вон по тому распадку за соболями охотился.
Ларисе некогда поглядеть, ее держит за рукав турист. Леньку она и вовсе не замечает.
Смотрит на танцы Надежда. Она не стара, но ее не приглашают.
— ...Ты без путевки едешь? — спрашивает Ларису турист.
— Нет, я так, сама по себе... Я не люблю по путевкам.
— А этот малый из заключения?
— Это мой муж.
— Брось ты... Поехали с нами. Не соскучиться.
Капитан врубает сирену. В устье Пыги показалась изба Костроминых.
— Не писал ты мне, Да вот про жену-то, — говорит Костромин. — Не ждали мы. Не готовы. Ну что же, раз так получилось, в баньке вы пока жить-то будете. Чтобы отдельно. А потом уже дом или к лесникам на кордон уедете.
Ленька мнется, молчит.
— Давай ко мне на судно матросом, — предлагает Родион.
— Да ну... Я по тайге соскучал.
— Корову я купил, — говорит старик сыну. — Как ты мне писал, что жить собираешься к нам, взял сто пятьдесят рублей со сберкнижки, да вот из тех, что матери присылают как матери-героине. Подумал, раз будешь жить, — значит, надо тебе семьей обзаводиться. Серьезно. Нельзя без коровы у нас.
Лариса тянет Леньку за полу пиджачка, чтобы он поотстал.
— Что, он всегда такой? Я его боюсь, Леш... Будто мы ему чем обязаны...
Родион идет со стариком вперед, рассказывает:
— Пан, а черноплодная рябина, что ты мне посылал в письме семечки, прижила. Цветет в лучшем виде.
— Да вот, ты мне дыню чарджуйскую привозил, тоже взошла.
— Леш, а в баньке нам будет жарко? — шепчет Лариса. — Я больше всего боюсь жары.
— Топить не будем, так чего же жарко-то?
— Ой, а смотри, какие у твоего папы кулаки здоровенные. Как треснет...
Человек подымается в гору. Он вышел из дому теплым летом, уже опал яблоневый цвет, но одет он по-зимнему, в высоких резиновых сапогах, за плечом приторочен ватник.
Он проходит под пихтами, там темно и замшело, окунается по пояс в цветы и травы на кедровых полянах.
Вот он стоит на открытом склоне. Ему видна заимка, чуть слышен лай собак и перезвон детей. Видны избушка и крохотный серый кубик поодаль — банька, и около баньки цветное пятно, живая цветинка. Вот она движется... Человек кричит, приставив ладони ко рту. Голос у него гортанный: