Однажды в субботу — Рэм рассказывал мне, я пишу с его слов — мой приятель сидел у стола, работах над статьей о положении дел в кедровой тайге Приморского края. Он — сотрудник журнала, вернулся из дальней командировки. Статью Рэм писал в защиту кедров от лесорубов, в статье преобладал тон возвышенный и минорный: «нам не простят потомки...», «наше национальное достояние...», «невосполнимый убыток...», «свидетели веков»...
Рэм писал; за окошком, на пляже, колготился народ, было знойно, лениво, стукали в дерн мячи; люди стали под солнцем такого цвета, как добытый в карьере песок. Выделялись только не восприимчивые к загару бело-розовые особи.
Округ «бассейки», по берегам расположились удочники с длинными удилищами. Рэм порой отрывался от пишущей машинки, смотрел в окно и сознавал серьезность своей работы, чувствовал утомление от раздумий о кедрах Приморской тайги, немножко гордился собой, своей устойчивостью перед соблазном субботнего пляжа. Как вдруг послышался крик на воде, в ближнем краю «бассейки», и белые брызги, и медлительное, недоверчивое движение спасательной лодки на крик, потом — повторение крика, и видно: спасатели замахали веслами, забили по воде, как спугнутые утки крыльями.
Люди, не веря еще в серьезность зрелища, только чуя его неким верхним чутьем, сгрудились на берегу, образовали кучку, группу, толпу... Со всех сторон посыпали, тонко крича, ребятишки.
Рэм не хотел поддаваться заоконному психозу, его статья подвигалась к заключительному абзацу-аккорду. Но что-то случилось, не только там, за окном, но и в его сознании; он вдруг потерял в себе пафос, не мог больше горестно и восторженно думать о кедрах Приморской тайги.
Высота, вершина горы, на которую он взобрался, вдруг перестала быть высотой; наш писатель спустился на землю, к подножью горы и не знал, как собою распорядиться.
И вот он видит (Рэм все откровенно мне рассказал) девицу с убитыми химией волосами. Быть может, именно мертвенность, абсолютная обесцвеченность волос его и привлекла. Для того и убивают волосы, чтоб привлекать. Повинуясь какому-то темному импульсу, он надевает джинсы, обувается в кеды. (Работал Рэм в трусиках и босой.) Обуваясь и одеваясь, он судорожно искал причину, оправдание своим внезапным поступкам и действиям. «Надо, надо в толпе потереться, — убеждал себя Рэм. — Можно увидеть моральную, да и социальную физиономию дня, текущего момента...»
Одевшись и обувшись, как требует того место и время, Рэм готов был бежать вприпрыжку по лестнице. (Дом пятиэтажный, этаж пятый, лифта нет.) Но внутренний голос теперь нашептывает ему иные слова: «Пересидеть, перемочься, а то потеряю день для работы. Можно все увидать из окна». Он медленно, с отвращением стаскивает джинсы, выпрастывает ноги из кедов, остается в трусах и босой. Садится к машинке, прикусывает сигарету, морщится, с натугой бьет одним пальцем по клавишам: «Проблемы кедровой тайги неохватно многообразны...»
В квартире нет никого. Жена на даче. Все жены на дачах. И дети. Лето. Окошко: эркер-фонарь во всю переднюю стену... На озере брызжут, ныряют. Толпа гудит слитнее, гуще и ниже. Мальчишки кричат: «Утонул! Утопленник!»
Рэм думает: «Надо быть в гуще, увидеть, познать». Снова берется за джинсы и кеды, курит: «Это нельзя пропустить...»
Он сбегает по лестнице и подошвами чувствует теплоту земли. Не удушенный городом, оживленный водой, близким лесом и летом воздух касается его лица. Он глядит на рыбаков, на девушек и на воду. Он серьезен и сумрачен, глотает табачный дым. Он — соглядатай, свидетель дня человеческой жизни.
Пропавшего ищут по всей воде. Уплыл человек, и нету. Поиски суматошны. Ныряют два доброхота и, кажется, — сами тонут...
В гуще толпы человек с недовольным лицом, в соломенной шляпе крутит катушку своей донной удочки и швыряет червя на леске туда, где ныряют двое мужчин. Он недоволен тем, что его отвлекают от любимого дела — рыбалки.
На мостках удит рыбу мальчишка. Рядом с ним уселась девушка в блестящем сиреневом лифчике, болтает ногами в воде.
Седой, в берете, тощий и будто просмоленный, как лодка, спасатель сидит в корме лодки, держит веревку. Сзади за лодкой идут но воде пузыри. Спасатель таскает по дну водолаза-аквалангиста.
Другой спасатель, в ластах и маске, гоняет кругами кролем. Лица его не видать.
Рэму запомнились все детали, вплоть до мельчайших оттенков, штрихов...
Двое в мокрых трусах, один белобрысый, с вывернутыми губами, дрожащий, синеющий, мускулистый, весь в мурашках; трусики подвернуты у него до паха. Другой — чернявый, большеголовый; он надевает брюки, красные босоножки, трикотажную бобочку и пиджак.