Телепенин держался на поле, будто он прима-тенор из королевской оперы, будто его пригласили в провинцию на гастроли. Он исполнял свою партию на свободном пространстве, отдельно от труппы. Он щадил свои длинные стройные ноги, чурался схватки возле ворот. Он демонстрировал технику, издали бил по воротам. «Стасик! — кричал стадион. — Замастерился! Боится, что ногу отдавят! Интеллигентным стал...»
Поблескивал нажитой раньше срока лысиной Бать-новобранец. Он прибыл из Краснодара и выделялся в «Уране» южной смуглостью, крепостью тела, здоровьем. Стадион кричал ему: «Бать, давай! Квартиру получишь!»
Стадион кричал: «Шайбу! Судью на мыло!» Стотысячный стадион на бугре по-над морем. Он грохотал пустыми бутылками по каменным лесенкам меж рядов. Стадион относился к «Урану» со скепсисом, с укоризной, но готов был поверить в «Уран», полюбить.
— Дави-и их, Боря! — кричал стадион. — Неси-и!
Чуть косолапя, как подобает асу, капитан «Урана» Борис Кузяев бежал по полю, пугал нападающих хладнокровной игрой. Он забирал у них мяч и сам шел в атаку, навешивал на ворота. Но некому было в «Уране» подправить — достать головой. «Уран» подобрался весь малорослый.
— Сам, Боря, сам, — умолял стадион. — Сам делай штуку!
Но Боря, навесив мяч, не глядел, что будет с ним дальше. Он неторопко бежал обратно в защиту. Он был защитником сборной страны, сходился в Рио грудь в грудь с самим Пеле. На кой был Боре этот «Уран» — команда из нижнего ряда турнирной таблицы?
В «Уране» играл Куликов. Он однажды ввалился в ворота «Торпедо» совместно с мячом. Судья засчитал этот мяч, и «Торпедо» едва отыгралось. Куликов стал героем важнейшего матча сезона. Быть может, он получил поощрительный куш за достигнутый гол. Кто знает, какие доходы у футболистов? Какая у них прогрессивка?
Куликову свистал стадион. Куликов надоел. Он кидался на мяч невпопад и бежал с ним к своим воротам. Вратарь Расторгуев едва поспевал уберечь ворота от Куликова. Куликов был спокойный, неторопливый, светловолосый, широкогрудый детина.
Владик Николин, болельщик, даже не то что болельщик, а просто юноша лет тридцати с небольшим, горожанин, младший научный сотрудник, кандидат в кандидаты наук, автор трех публикаций по различным техническим темам, хозяин кооперативной квартиры в одну комнату, женатый, но внутренне все еще несогласный с несвободой женатой жизни, приходил на футбол, и свистал Куликову, и ахал вместе со стадионом, когда урановский мяч трепыхался в сетке ворот «Черноморца».
Николин любил эти празднества на зеленом холме над морем, трепыханье флажков, и пенье Эдиты Пьехи в динамиках, и лимонад с горячими пирожками, и черные «Чайки» на асфальтовом пятачке, и прозелень Вольного острова, и белые небоскребы в двенадцать этажей на острове Декабристов, и «метеоры» в устье реки, и мачты яхтклуба, и рейсовый ТУ-104, заходит к городу с моря... Владик Николин ходил на футбол, один из ста тысяч, он покупал рублевый билет на двадцать девятый сектор. Возраст, зарплата, близкая теперь защита кандидатской диссертации — что сразу скажется на зарплате — давали ему это право. Владик был благодушен, в японской рубашке цвета асфальта после дождя. Он был пригожий, крупный и ладный, делал утром зарядку, играл двухпудовой гирей, плавал в бассейне, катался на лыжах, курил болгарские сигареты. Жизнь шла у Владика по порядку и складно. После сидячих занятий в своем институте он любил поддаться движению массы, забраться в автобус и ехать в мужской толчее, улыбаться, блестеть глазами, кидать пятачки в железную урну, отрывать билеты и посылать их с улыбкой вперед и назад. Потом бежать ио широкой аллее, среди бегущих людей и слышать алчущий ров стадиона, подняться на холм, задохнуться простором, сесть на скамейку и ждать чего-то, забыться, кричать: «Дави их, Боря! Мигалкин, давай!»
Люди на стадионе дерзостно, вопрошающе взглядывали друг дружке в глаза, присматривались. Будто сошлась в условное место ватага — и скоро набег. Все были без жен, без детей, без девушек. Мужское дело. Ристалище. Гладиаторский бой.
Владик Николин во время матчей глядел на часы. Время быстро скакало, неслось. Падал наземь подбитый Непонимаев. Суетился Садыев. Защитник Кудрейко не мог угнаться за Метревели. «Кудряш, не спи!»— кричал стадион. «Еще пятнадцать минут, — думал Владик Николин, — еще двенадцать минут... Ну и что? Ну и что же тогда?» Он думал, что город весь взбаламучен, слегка захмелел, сойдясь в зеленую пиалу стадиона, — рабочий город, мужчины... Мужчинам надобно зрелища, схватки, работы для нервов. А это разве команда? Это разве игра?