И снова что-то набежало в глазах у девушек, промелькнули тени несказанных и укромных мечтаний. Девушки были просты, не избалованы своим городом, старой Самарой.
— Единственное место, — сказала Оля, — куда бы мне хотелось поехать, это Ленинград. Москва — проходной двор, все несутся, вылупив глаза... В Ленинграде — музеи, театры, мне так Райкин нравится. Товстоногов...
Галя молчала, только изредка поднимала глаза и как бы обволакивала Владика южной, восточной, цыганской знойностью. Они шли по горбатой улочке, под тополями, и между Олей и Галей уже возникло силовое поле ревности. Галя немножко прищелкивала каблуками, чтобы Владик смотрел на ее стройные до сухости цыганские ноги. И Владик смотрел.
Он вскоре узнал, что Оля и Галя — студентки-медички, что Оля живет в этом городе с мамой, а Галя приехала из Краснодара, снимает угол, что хозяйка Галиной комнаты вчера уехала в отпуск и поэтому Галя — одна... У Олиной мамы есть домик и садик в окрестностях города, завтра Оля и Галя поедут туда снимать урожай зимних яблок. Мама же не поедет. Оля с Галей будут на даче одни.
— Если хотите, поехали нам помогать, — сказала Владику Оля. — Яблок много — кошмар. Мы с мамой не знаем, что с ними делать...
— Давайте встретимся после футбола на этом углу, — предложил девушкам Владик.
Галя сказала:
— Я не смогу. Оле одной придется... Желаю успеха.
«Уран» прогуливался возле автобуса — юные парни в тренировочных синих костюмах. Некоторые толкались, возились, как школьники перед поездкой в колхоз на уборку картошки. Мальчишечьи лица были смешливы у футболистов «Урана», а шеи тонки.
Отдельно от всей команды стоял капитан Кузяев, храня на лице ответственность и заботу. Куликов выделялся могучим своим костяком. Мигалкин вблизи был такой же, как и на донышке стадиона, с подсолнухом-головой.
Явился тренер «Урана», седой, в темно-синем костюме, с почетным значком в петлице. Он пригласил Николина в автобус и сообщил команде:
— Нашу игру приехал смотреть корреспондент.
Команда оборотилась к Владику. Он радостно засмущался, подумал: «Ну вот, приехал не зря. Теперь они будут стараться».
— Как настроение? — бодро спросил он у молодого парнишки, сидевшего ближе к нему, Непонимаева или Садыева. — Какой будет счет?
— У тренера спрашивайте, — сказал парнишка.
Автобус вскоре въехал на стадион. Команда ушла в раздевалку. И тренер ушел. Владик двинулся по окружию поля. Стадион наполнялся мужчинами в белых рубашках. Мужчины несли под мышками пиджаки. Милиция выстраивалась в проходах, Владик чувствовал на себе ее взгляд. Он сел на низенькую незанятую скамейку, вынесенную к самому полю.
Владик видел траву на поле, мог различить незатоптаниый подорожник и одуванчик. Тут грянул судейский свисток, и «Уран» навалился па «Крылья Советов». Не стало смешливых мальчишек, неслись по полю готовые к бою мужи. Алябьев частил ногами по левому краю, по правому краю бежал Кузяев. Обманывал вражеских стопперов Ося Мигалкин. Урчал стадион. Садилось солнце. Сочилась багровость заката. Станислав Телепенин в падении схватывал мяч ногами, выкидывал его Куликову. Куликов сносил попавших навстречу хавбеков «Крыльев Советов».
В двадцать тысяч глоток свистал стадион. Тут не было иронических объективистов. Все болели за «Крылья Советов».
Только Владик Николин, сидя на низкой скамейке у края поля, кричал Мигалкину:
— Ося, давай!
«Уран» нажимал. Защита его прибежала в центр поля. Кузяев с мячом доходил до вратарской площадки. Взлетали над скопищем футболистов угловые мячи. Метался вратарь. Стадион заходился разбойничьим свистом. Этот свист, выражал не презрение к дрогнувшим «Крыльям Советов», а как бы угрозу: «Нас двадцать тысяч! — свистали мужчины. — Наш город вам не позволит! Мы все против вас!»
...Атака нахлынула, захлестнула штрафную площадку «Крыльев Советов», Станислав Телепнин вышел с мячом на свободный прогалок и шпажным ударом воткнул его прямо в ворота. Стадион поперхнулся свистом, примолк. Владик хлопал в ладоши и вскрикивал:
— Браво, «Уран»!
Как вдруг появилась откуда-то боль. Будто пчела укусила в шею. Он отмахнулся, поймал чью-то руку: мужчина, сидящий за ним, воткнул в его шею горящую папиросу. Мужчина оскалил зубы. Его соседи тоже оскалили зубы. Они смеялись.
— Ты что это делаешь? — сказал Владик мужчине. — Ты где находишься?