Диабазовый солдат
Диабаз плавится при температуре тысяча сто градусов. Этот камень прочнее многих металлов. Стукнешь по нему молотком — он звенит.
Гора Райсо-Айви вся сложена из диабазов. По расселинам стелется мелколистая, ползучая березка. А чуть только заслонит березку от севера каменный горб, глядишь, она вполроста встала. Всю-то ее закрутило, завило ветром и снегом. Сучья заломлены, ствол корявый, а стоит! И кувшинки цветут по озерам. И лилии плавают. И колокольчики расцвели в Кольской тундре, как на подмосковном лугу.
Мы ходим в маршруты с геологом Саблиным. С Виталием Савельевичем. Поутру выходим в девять, возвращаемся в десятом, вечером. Дробим камни, я таскаю их в рюкзаке, Саблин пишет в своей пикетажке.
Иногда нас бьет снегом и дождем. Мы ищем себе для защиты каменный навес, надвигаем до бровей кепки и разговариваем.
— Я понимаю, — говорит Саблин, — заманчиво слетать на Венеру, но водь мы совсем еще не знаем свою собственную планету, Землю-матушку. Вы представляете себе, у Земли радиус — шесть тысяч километров. А мы знаем мало-мальски прилично свою землю на десять километров в глубину. Ну на сорок от силы. Более или менее представляем, что происходит в земной коре. А что глубже? Под корой начинается земная мантия. Проблема мантии еще далеко не решена. Мы не знаем, есть в мантии соединения молекул — минералы — или нет. Атомы, по-видимому, есть... А представляете, какая энергия заложена в земной мантии? Я уже не говорю о ядре. Ведь Земле образовать какие-нибудь там, скажем, Альпы — это все равно что вам поерзать под одеялом, а по одеялу морщины пойдут. Если бы нам научиться использовать химическую энергию образования пород...
Саблин молодой ученый. Ои всегда чуть-чуть в оппозиции по отношению к общепринятым научным доктринам. Своих собственных контрдоктрин у него пока еще нет. Он считает себя каменщиком науки, землепроходцем, мастеровым.
— Знаете, — говорит Саблин, — одни считают, что нефть образуется с помощью бактерий. Это органическая теория. Общепризнанная. А по другой теории нефть является продуктом газов, выделяемых породами. Такую версию, кстати, высказывал еще Менделеев. Вот я лично за вторую.
Я не знаю точно, к какой мне склониться теории. Но я тоже не старый. Мне по душе ниспровергатели доктрин. Я люблю слушать Саблина. Он говорит горячо, будто я — это целая аудитория молодых орлят с горящими глазами, будто эти орлята жаждут смелого слова, чтобы ринуться, забуриться в земную мантию. Будто сам он, Саблин, поведет вперед своих питомцев — орлят...
Хлещет нас июньским летучим снегом. Мы жмемся к диабазовой щеке. Диабаз гладкий, весь зализанный ветром и водами. А поперек щеки — рубцы, рубцы. Ледниковые шрамы. Вот здесь он полз, по диабазовому темени планеты, волочил камни, щебенку, песок — морену.
Я нагнулся и поднял патрон. Немецкий. У гильзы широкое горлышко. Носком сапога ковырнул — осколок. Густо засеяна здешняя земля. А где оно, где в России то место, чтобы в земле не нашлось ржавых снарядных долек? Где?
Мне вдруг вспомнился Тур Хейердал, тот самый, что плавал на знаменитом «Кон-Тики», на папирусном судне «Ра». Вот здесь же он, наверное, был. На Райсо-Айви. Вместе с нашей армией шел в Норвегию. На Киркенес. А потом выступал по радио в Штатах. Он говорил о том, как были изумлены северяне, норвежцы, увидев людей, способных всю ночь провести на морозе, без крыши. Северянам было этого не понять: солдаты не шли на постой в их раскрашенные, как пасхальные яйца, хатки. Солдаты палили костры и пели песни ночь напролет. «Русские парни это единственные парни в Европе, — сообщал Тур Хейердал американцам, — которых не коснулось современное растление, которые не взвинчены джазовой музыкой, которые бодры и верят в свое будущее. Было бы очень полезно для нас, — говорил Тур Хейердал, — узнать поближе этих парней».
...Потянуло восточным ветром, быстро угнало снежную хмарь. Прилетел кольский куличок. Сел близко на камень. Подбрюшник у него черный, а грудка белая. Стал пронзительно, вопрошающе кликать. Дескать, ну что же вы? Ну кто же вы? Не спускал с нас своего черного, блестящего глаза. Я шагнул к нему, он побежал по земле и все оглядывался и кликал: «Ну что же? Что?..»