Команда посмеивается:
— Давай, давай.
Баренцево море в четырех километрах от взрывпункта. Норвегия рядом. По вечерам радист Вилька ловит по рации норвежскую музыку. Вроде обыкновенный джаз, только мелодия временами тягучая, инструменты неизвестные, как на дудках играют, и еще будто повизгивают — волынки, наверно.
Это по вечерам.
В девять ноль-ноль Вилька выходит на прием. Его круглая, курносая, конопатая, бородатая морда твердеет, холодеет, в палатке становится тихо, торжественно, тревожно. Морзянка — марсианский язык, непонятный, пронзительно-тонкий, летит из эфира в палатку, как трассы пуль. Вилька откликается на том же языке. Он давит большим, коричневым от табака пальцем на ключ.
Сейсмостанции заказывают взрывы пункту Ристи-Ниеми.
В семнадцать тридцать начальник пункта Саня Ажищин и взрывник Серега поддуют десятиместную лодку. Они погрузят в нее ящик блекло-зеленого цвета, цвета войны, и поплывут к точке взрыва. Они скинут взрывчатку на дно, два проводка протянутся следом за лодкой на берег. И ровно в восемнадцать ноль-ноль, сверившись по песочным часам и по рации, начальник взрывпункта Саня Аржищин прилепит блестящие кончики проводов к медным контактам электрической батарейки. Дернется озеро, берег; даже скалы как будто шатнутся.
Вздрогнут земные толщи; гнейсы, гипербазиты. Прокатится дрожь от Баренцева моря на юг и стихнет за финской границей. Начальник взрывпункта Саня закончил первый курс в Горном институте. Вилька — первокурсник, Серега в одной с ним группе.
Володя спасается на Севере от жены.
Первокурсники прихватили с собой на Ристи-Ниеми учебник по геологии, камней накололи в окрестных скалах, спорят с учебником в руках, которые камни — габбро, и которые — диориты.
Их еще завораживают неслыханные геологические слова: «фольцитовая брекчия», «осланцованный гипербазит», Они бродят поодиночке в горах и по берегу моря, в палатке слышно, как стукают обушком по камню. Никель мечтают найти. Без помощи всяких там сейсмостанций. Походить как следует, поискать и открыть. Тут ведь должна быть никелевая руда. У каждого в кармане по тяжелому, бронзово-блестящему кусочку руды... Первокурсники.
По ночам они разговаривают. Как ни конопать щели в палатке, а солнце хоть где да пролезет колючим красным лучом. На Ристи-Ниеми летом не бывает ночей.
А время ночное нужно коротать. Июнь, июль, август, сентябрь уже в половине, а еще никто не повторился в своих рассказах. Случаи из жизни ночь за ночью докладывают бородачи на мысе Ристи-Ниеми.
Володя-сторож, этот — молчун.
Если бы собрать случаи Вильки-радиста, составить их по порядку, на странице бумаги записать, рассказ получился бы примерно такой:
— Не знаю, чего мать заехала на Камчатку. Может, кто ей сказал, что там прожить легче. Или написали. Мы под Уфой жили. Я еще пацан был. Уже на Камчатке в школу пошел. Мать там продавщицей устроилась. Жили, все нормально. Она вышла замуж за боцмана с сейнера. Не то чтобы замуж, а так. Ну, мне что: пожалуйета. Она ничего, и я тоже. А потом он начал меня помаленьку бить. Боцманюга. И уже, значит, во вкус вошел. Я терпел, конечно — пацан. Наконец, думаю, все. Он уже совсем распоясался.
Я себе судно приглядел в порту, ну конечно, не очень большое, а так, среднее. Отваливать они собрались, я забрался, никто не заметил... И сразу с глаз долой, спрятался. А в море уже — все. Меня ссадить некуда. Остался за юнгу. Одиннадцать лет мне было.
Четыре года отплавал юнгой. К матери ни разу не заходил.
А потом уже захожу, она говорит: «Оставайся, живи». Я говорю: «Нет. Хватит. Поеду в центр». У меня уже и деньги свои завелись, и шмутки. Решил подучиться.
Во Владивостоке списался с судна. Сел на московский поезд, еду, сам не знаю куда. Билета не брал, в еде себя тоже ограничивал, хлеб покупал, а больше ничего. Вот так еду, и с одним солдатом демобилизованным разговорились. О том, о сем, слово за слово. Оказалось, он мне двоюродный брат. «Поедем, говорит, ко мне, у нас дом, и все». Как раз под Уфой живет. Рудник у них там. Я устроился на разные работы, в вечерней школе сдал за семилетку, как раз в Уфе в Горный техникум был недобор, меня туда и приняли. После техникума — на шахту. И откатчиком поставили. Вагонетки гонять. По специальности, говорят, работы пока предоставить не можем. Ну, а я уже маленько начал понимать, что к чему. На пятки себе наступать никогда не позволял. Ладно, говорю, если не можете продоставить, я буровиком пойду. А потом еще крепильщиком работал, взрывником, электромонтером, бригадиром был. Дошел до начальника смены. А тут как раз призвали в армию.