Зимой сорок третьего года в военной печати Зеленой давал рекомендации по стрельбе из минометов по горному снегу, с тем чтобы вызвать лавину и обрушить ее на скопление вражеских войск, чтобы перекрыть снегом коммуникации и долины. Он воевал тогда на Кавказе...
После войны Илья Константинович отдал свои знания и энтузиазм военной науке. Его фамилия стоит в ряду авторов фундаментального учебника для артиллерийских училищ «Артиллерия и метеорология».
В одной большой научной, а также отчасти и мемуарной статье, приуроченной к своей хибинской молодости, Илья Константинович написал: «Обстоятельства сложились так, что зачинатели изучения снега и лавин в СССР А. Г. Саатчан, Г. Ф. Оттен, А. Г. Гофф и другие после Великой Отечественной войны в изучении снега и лавин никакого участия не принимали, что безусловно прискорбно, так как большой их опыт и энтузиазм могли быть с успехом использованы...»
Эта статья пока что покоится в ящике шкафа у Зеленого купно с письмами Ферсмана и другими письменными реликвиями. Бог весть, когда Илья Константинович донесет ее до того или другого печатного органа. Я пользуюсь здесь случаем процитировать Зеленого, чтобы с уважением вспомнить о людях, посвятивших свою молодость науке зябкой, снежной. Кстати, с годами роль снега в народном хозяйстве отнюдь не стала менее ощутимой.
В документальном фильме о хибинской Снежной службе — «На прицеле — снег» — одним из главных действующих лиц является стошестидесятимиллиметровый миномет. Его жерло вздымается к небу. Начальник Снежной службы Аккуратов командует: «Огонь!» Рвутся мины на снежном откосе. И вот уже хлынул вниз валик снега. Дикторский голос объясняет, что лавина эта никому не опасна.
«Обезопашивание» — такое слово придумали в цехе противолавинной защиты для определения деятельности минометчиков и наблюдателей, визуально контролирующих состояние снега на склонах. Отчуждающие эти слова, «обезопашивание», «визуально», если переложить их на человеческий язык, означают, что надо подвязывать альпинистские кошки и лезть в десятибалльный буран на Юкспор, Расвумчорр, на Апатитовую гору, рыть в снегу шурфы и на разной глубине измерять динамометром силу сцепления снега.
Снег — в состоянии «неустойчивого равновесия». Фирновые образования, перекристаллизация, угол залегания пластов, воздействие метелового переноса — любой из этих природных факторов может каждый миг оторвать стег от каменного бока горы. Иной раз стоит давнуть на снег башмаком — и хлынет лавина...
Однажды два охотника ушли под воскресенье в Саамскую долину охотиться на лис. Может быть, лавина упала от выстрела, а, быть может, сама по себе вышла из «неустойчивого равновесия». Охотников разыскать не удалось. В Саамской долине белым-бело, ни следочка.
Обезопашивание — это тоже опасно.
Киноонератор Саша Иванов снимал фильм «На прицеле — снег». Он хотел подобраться с камерой поближе к разрывам мин и заснять в упор снежные фонтаны. Осколки со смертельной серьезностью просвистывали над операторской головой. Как на войне…
Мы с Гербером спустились с Юкспора утром, шахтные механизмы мигом доставили нас на подошву горы. Подземный трамвай довез до устья штольни. Мы прошли еще немного вдоль рельсов и переступили через необозначенный порог меж подземельем и поднебесным миром. И хотя подземелье все было сплошь освещено электричеством, и можно раскатывать по нему в трамвае и в лифте, было счастьем шагнуть на снег; вольный воздух был холоден, плотен и свеж. Хотелось откусывать его, как антоновское яблоко, набирать полон рот и проглатывать...
Кировск весь поместился на дне хибинского цирка. Из центра города улицы поднимались в гору. По одной такой улочке я добрался до цеха противолавинной защиты.
Начальник цеха Василий Никанорович Аккуратов сидел у себя в кабинете над портативной пишущей машинкой, стучал по клавишам — не бойко и со вниманием. Пиджак он снял и приспустил узел галстука. Шея его и лицо кирпично краснели над белым воротничком рубашки: человек помногу бывал на ветру. Он поднялся пожать мне руку. Своим ростом и статью, крупным овальным лицом с высокими залысинами, дубленой кожей, разработанными большепалыми руками Аккуратов похож был на крестьянина.
Он спросил, как дела на Юкспоре. Я похвалил тамошнюю природу, порядок, комфорт и квашеную капусту...
Аккуратов дал мне прочесть лежавшую перед ним бумагу. Она была написана по-английски и начиналась торжественно: «Дорогой сэр!» Я прочел это вслух. Аккуратову стало смешно. Должно быть, смеялся он часто, кожа привычно сбежалась в длинные и коротенькие морщинки около глаз. От смеха аккуратовское лицо сделалось добрым, лукавым.