Замечу кстати, что Отуотер, впервые в западном полушарии применивший пушку для расстреливания лавинного очага, почитает себя пионером этого дела. Он не знает о том, что за двадцать лет до него Илья Зеленой, на собственный страх и риск, с превеликими трудами, доставил в Хибины первый миномет и произвел первый выстрел по снежному карнизу над Саамским карьером. Не знает он и о методике стрельб по лавинным очагам, разработанной Василием Аккуратовым. Да и откуда ему было знать? В нашем книжном мире нет ничего подобного книге Отуотера. Илья Зеленой, его сподвижники и последователи по Снежной службе — люди незаурядного интеллекта, если угодно, таланта, мужества, — наделены были в высшей мере той самой скромностью, которую рекламирует автор книги «Охотники за лавинами». Никто из них не оставил нам какого-либо письменного свидетельства собственного опыта «охоты». Они писали отчеты, донесения, научные статьи: «личное начало» решительно выбрасывалось за борт, как недопустимое в суровых условиях Севера излишество, баловство.
Опыт несения Снежной службы в Хибинах накапливался шаг за шагом, годами — коллективный, чаше всего безымянный опыт; ныне он является основополагающим для борьбы с лавинами в любом горном районе нашей страны, где живут, работают, катаются на лыжах люди.
Тот же снег, то же горы. Но все изменилось в городе Кировске за пятнадцать лет. Я не узнал этого города, не успел приготовиться к встрече с ним, покуда ехал со станции Апатиты до первого городского квартала — пятиэтажного, серокаменного, четко врезанного в белоснежный горный рельеф. И я задал моему спутнику глупейший вопрос: «Это что за город?» Моим спутником был председатель Кировского горисполкома Василий Иванович Киров. Он усмехнулся и сказал: «Это — Кировск».
Ну, конечно, Кировск. Другого города здесь и быть не могло. Только раньше он был в значительной степени деревянным, барачным, а теперь стал, как все города, — каменным, то есть сборнобетонным. Бараки сожгли. То-то, наверное, весело было ребятишкам глазеть на городские пожары, которые не нужно тушить: чем жарче горит, тем лучшие.
Вообще, у ребят в Кировске, у мальчишек, такая жизнь — позавидуешь. Каждый из них — горнолыжник. У каждого многослойные, подбитые железом, розовые, желтые, голубые лыжи — лыжонки, такие, как у взрослых, только втрое поменьше, полегче, ботинки с блестящими застежками и палочки тоже блестящие. Если бы привезли в Кировск мальчишек с равнины, с их лыжами — деревянными лучинками, они бы рты поразевали, глядя, как ловко катаются с гор на своих пижонских лыжах хибинские мальчишки, как они крутят слалом и прыгают с маленького, им по росту, трамплинчика, как они привычно садятся в седло подъемника и едут по воздуху, болтая ногами, на самую вершину горы Айкуайвентчорр.
Па этой горе два трамплина, девяностометровый и семидесятиметровый. Их стартовые площадки где-то возле середины горного склона. Вровень с горой Айкуайвентчорр, тоже высятся горы, образуя разомкнутый — уже за пределами города Кировска — цирк. Горы отделены друг от дружки слабо выраженными распадками. В одном из распадков-кулуаров проложена трасса скоростного спуска. Соседний бок горы отдан под слалом...
Светит солнце, по-весеннему голубеет небо, сияет, искрится занастевший, кристаллический снег-фирн. На улицах полным-полно загорелых людей в ярчайших одеждах, с не менее яркими лыжами на плечах. На склонах пасутся стада любителей катания. Кировск стал всесоюзным — и международным — биваком горнолыжников.
Катание с гор — хорошее дело. Жить в Хибинах — значит кататься на лыжах — этой самоочевидной истиной руководствуются жители Кировска, решая проблему своего свободного времени. Все население здесь делится на лыжников и нелыжников. Первые преобладают над последними. Хотя... Как сказал мне один местный житель: «Я больше люблю кататься на автомобиле». Этот вид спорта (автомобильный) также доступен для горняков, технической интеллигенции производственного объединения «Апатит», поскольку зарплата в Хибинах подкреплена — и весьма основательно — полярными надбавками.
Другой местный житель сказал мне так: «В Хибинах люди отличаются особенной духовной независимостью, чувством собственного достоинства... Здесь невозможен лодырь, халтурщик. Все на виду, всякому знают цену: можно проявить себя, выдвинуться, быстро вырасти, сделать карьеру — пожалуйста! Любой рудник, участок, даже если на руднике не очень сильный начальник, все равно справляется с планом. Потому что каждый в отдельности работает хорошо. Вот в чем дело! Отсюда не уезжают, текучка кадров у нас невозможна. Люди живут, широко расправив плечи, дышат полной грудью. Такая здесь атмосфера, это еще с тридцатых годов...»