Инженер-механизатор Абдул Болквадзе повез менял на своей старой, но полной сил (обреченной на долголетие) «Волге» по селу Бобоквати. Сам он тоже, как и машина его, вышел из возраста гонок и скачек, был степенен, дороден, проще сказать, толстопуз. Да не обидится мой герой на это словечко! Опасность избыточного веса, преувеличенной в диаметре талии, то есть толстого пуза, подстерегает мужчин известного возраста, в том число и автора этих строк, где бы они ни жили, в любых географических пясах, на разных широтах.
В Грузии, я заметил, опасность эта материализуется несколько раньше, чем у нас на Севере: тут больше едят, то есть, может быть, и не больше, но процессу еды придается особое ритуальное значение. Еда здесь обряд; в ней много пряностей, специй, луку, перцу, чесноку, солений; еда приправлена огнедышащей травкой аджикой, сдобрена острым, как речь искусного тамады, соусом ткемали. Еда в Грузии — если это даже не пиршество, а просто завтрак, обед или ужин — на грани искусства. Но искусство требует жертв. За вкусную, острую, пряную еду отдаются в жертву печени едоков. Да, да! Я видел, грузинские едоки, участники многих застолий, украдкою потирают, поглаживают свои огрузшие чрева справа, чуть ниже девятого ребра, там, где печень. Грузинские печени выдерживают тяжкие перегрузки. Острая пища для печени — острый нож.
Мучная пища — строительный материал для жирового пояса округ талии, то есть опять же для толстого пуза. Но, господи, до чего вкусны грузинские хачапури! Их пекут в чудо-печке, в мангале на угольках. Увидеть вблизи мангала не привелось: процесс приготовления еды в Грузии столь же глубоко упрятан, таинственен, как и другие производственные процессы, предшествующие вкушению жизненных благ. Одно из благ — хачапури: пшеничная пресная лепешка, по-российски — шанежка, или кокорка, только намазанная сверху расплавленным сыром. Хачапури подается на стол с пылу, с жару, берешь его (или ее, не знаю) в руки и чувствуешь свое кровное родство с природой, с теплой и круглой землей. Вкушаешь, причмокивая, хачапури — продукт земледелия, животноводства и кулинарного искусства, изделие женских рук. Женщин нет за столом, они где-то внизу, у мангала, у горнила жизни... И чувствуешь, как плоть хачапури, богатая углеводами, становится твоей собственной плотью; ты набухаешь, как тесто в квашне, прибавляешь в весе, увеличивается периметр твой талии. О эта жестокая диалектика бытия!
Хачапури, лаваш из пшеницы, мчади из кукурузной муки... Плоть мчади, богатая углеводами, так же, как и плоть хачапури, непосредственно поступает в плоть едока.
Помню однажды, давно было дело, в приморском парке под кипарисом грузинская женщина торговала чачей в разлив; она зазывала праздных прохожих: «Вот чача! Виноградный напиток! Непосредственно поступает в кровь!»
В энциклопедическом словаре Брокгауза и Эфрона, вышедшем без малого сто лет назад, в статье князя В. Масальского «Грузины», есть следующее наблюдение: «...Кушанья запиваются вином; едва ли какой-нибудь другой народ в мире пьет столько вина, сколько его выпивают грузины, причем пьяны они бывают весьма редко». Что правда, то правда: на всем пути от Тбилиси до Бобоквати и далее я не помню случая, чтобы хоть раз в придорожной харчевне — шашлычной, хинкальной, хачапурной — кушанья запивались бы кофе или чаем. Напитки эти редко подавались к столу и в домах, в коих я удостоился побывать. Подавались грузинские вина — их названья широко известны повсюду. Гораздо меньше известны побочные воздействия вин; я имею в виду опять же несчастную печень, как говорят англичане, ливер; печень нуждается в передышке, ей легче поладить с чаем (я сужу по собственной печени)...
Я и в Грузию отправился с мыслью о чае. Здесь — родина чая. Или, правильней будет сказать, вторая родина. Первая далеко на востоке. Здесь живет Кето Гогитидзе. Я приехал затем, чтоб написать очерк о ее проворных руках, без устали сощипывающих чайные листочки с куста — куст за кустом, ряд за рядом, день изо дня, от зари до зари, с апреля до октября...
Абдул Болквадзе остановился, кого-то позвал, что-то сказал, откуда-то появилась машина — «Жигули» последней модели, с хромированным кантиком вокруг кузова, — и мы пересели из старой «Волги» в этот поблескивающий и поскрипывающий лимузин. «Волга», как видно, предназначалась хозяином для обыденных ездок. Сегодня ему хотелось чего-то другого. В нем проснулась (возможно, и не засыпала) бацилла грузинского гостеприимства.