Выбрать главу

Во всяком случае, у темного имелись некоторые козыри перед светлым. Ему принадлежала в сообществе главная роль. Светлый терпел, до поры, такую иерархию, подчинялся воле и опыту темного, завидовал его волевому подбородку, однако ждал случая, искал его изо всех сил, чтобы сравняться с темным или, может быть, выйти вперед.

Они закончили первый курс, сдали экзамены на пятерки. Светлый первым совался к экзаменатору (хоть в этом быть первым!), темный не спешил, вел «толковищу», где-нибудь у окна в коридоре вокруг него всегда толокся народ.

После экзаменов поехали строить электростанцию на селе — маленькую ГЭС на маленькой речке. Работали всласть, в охотку. Катали тачки. Девушки нагружали тачки мокрым песчаником, глиной на дне котлована, за что девушек звали наложницами. Юноши держали тачки за рога, толкали их перед собою вверх по узкой доске, прикидывая на ходу, у кого больше глины, кто самый мощный толкач.

Кормили их супом, иногда и с мясным приварком, кашей, к каше давали молока. Здоровая пища, работа на свежем воздухе — им крепко спалось; перед сном у костра они пели: «Шел солдат своей дорогой. Сердце бедное заметил. Взял его в походный ранец и понес сквозь дым и ветер».

Денег на студенческой стройке тогда не платили, каждый работал по способности и сверх нее — по потребности в созидательном коллективном труде. Труд был неквалифицированный, неспециализированный, примитивный, лопатный, как во времена Павки Корчагина. Зато с каждым днем становились крепче тело и дух. Идя вечером из котлована на ужин, толкачи и наложницы пели: «Броня крепка, и танки наши быстры, и наши люди мужества полны...»

Высоту и крепость духа друзей несколько омрачила любовь — безответная, как в «Первой любви» у Тургенева: они полюбили, один и другой, красивую, стройную девушку с первого (то есть уже со второго) курса географического факультета. Быть может, соперничество и ревность их развели бы навсегда. Но девушка с геофака по вечерам, когда у костра пелись песни, стояла молча поодаль, на границе света и тьмы, тепла и стужи. Комендант лагеря (в студенческом лагере имелась такая должность: комендант), член постройкома, ветеран войны, аспирант Первицкий накидывал ей па плечи свою долгополую кавалерийскую шинель, в которой он брал Будапешт, и так они стояли какое-то время. Когда костер начинал опадать и меркнуть, круг света сужался, красавица с геофака и комендант Первицкий сами собой исчезали во тьме. Сказать про них, что они уходили в потемки, было бы неправдой. Они хотя и не пели, но были вместе со всеми, на виду, на свету, до той поры, покуда их не скрадывала ночная мгла. Возможно, они продолжали стоять на том же самом месте, невидимые во мгле.

Как бы там ни было, наших друзей не разлучил этот горький урок несчастливой любви и ревности. От разрыва их уберег аспирант Первицкий. Ревновать к Первицкому, им казалось, нельзя: он представлялся им не только существом высшего, в сравнении с ними, порядка, но и запредельным стариком, тридцати лет. Они уступили предмет своей первой любви коменданту, не поняв, для чего он ему. Потеря эта, одинаково горькая для обоих, снова сблизила светлого с темным. Они отпросились с итоговой линейки и улепетнули — без строя, пешком, бегом — на ближайшую станцию. Их Почетные грамоты получили за них товарищи по бригаде.

Им предстояло путешествие на Кавказ, то есть бродяжество по Кавказу. Так они решили еще зимой. Начинать настоящую мужскую жизнь надлежало с бродяжества — ту прописную истину они усвоили из курса советской литературы. Бродяжничал у Черного моря Горький, бродяжничал Паустовский — любимые авторы наших друзей. И еще был Джек Лондон, тоже любимый автор: Кит Беллью, вкус медвежьего мяса...

Денег они взяли с собою в обрез, что осталось от летней стипендии (бедность, только бедность). Закинули за плечи рюкзаки, и скорый поезд привез их в Сочи. Едва ли стоило начинать серьезную жизнь, то есть бродяжество с его лишениями и трудами, в Сочи. Они посмотрели друг другу в глаза, улыбнулись, достали из мешков свежие рубашки и побежали — не в порт наниматься грузчиками, а в ресторан «Горка».

Пошли туда вместе, а возвращались врозь: темный снюхался с кем-то, кого-то отхватил на танцах. Светлый маялся ночь на вокзале. Утром явился темный, он за ночь еще потемнел.

— Ну как? — спросил светлый.

— В ажуре, — ответил темный. Подробностей он не сообщил.