Светало...
Вечером Михаилу Филипповичу предстояло ехать дежурить на шоссе к шлагбауму — проверять багажники и кузова: не утекают ли гурийские мандарины, куда им не следует утекать.
Михако немножко покряхтел: ночь наступала с дождем и ветром. Михако немножко ворчал:
— Разве это дело, сынок, в мои годы... Отец того человека, который меня назначил чужие мандарины караулить, сейчас в теплом доме сидит. Ночью крепко спать будет. А Михако, как собака, на дожде...
Вошел шофер Михаила Филипповича Какулия. До сих пор я ни разу не видел, чтоб Михако поехал с шофером. Нынче ему не хотелось ехать — так пусть же его везут.
Я проводил Михако до машины. Мы обнялись. И мне показалось, что я прожил вечность под крылышком у этого человека.
— Утром за тобой Какулия заедет, — говорил Михаил Филиппович. — Поезжай куда надо. В Батуми поезжай. Хочешь, в Москву поезжай. Только я тебя попрошу, сынок... В Махарадзе в райком заезжать будешь, зайди к секретарю райкома, передавай ему привет от Михако. Скажи, собрание провели в колхозе, по итогам уборки чая. Скажи, скрипит еще старый Михако…
Первый секретарь Махарадзевского райкома Энвер Северьянович Малазония торопился: надо было торжественно проводить группу колхозников в туристический рейс. Поэтому говорил он быстро. Суть его речи состояла в том, что нынешние успехи района в уборке и сдаче государству чайного листа объясняются прежде всего хорошей организованностью и дисциплиной. Не настолько хорошей, чтобы самоуспокаиваться, но есть заметные сдвиги...
Сам он, Энвер Северьянович Малазония, в Махарадзе недавно. До этого был директором Батумского судостроительного завода. Сначала мастером, инженером, главным инженером, секретарем партийного комитета и — директором. Его послали работать в самый богатый сельскохозяйственный район Грузии — в Махарадзевский район. Чай, цитрусы — это близко лежащие деньги. И что же? Гражданские чувства у жителей района приутихли, зато оживились торгашеские, шкурные инстинкты: купить, продать, обмануть, нажиться, разбогатеть. Как справиться с этой стихией? Трудно справиться. Но поработать с людьми интересно... Напомнить им, что их труд и сама жизнь, образ жизни, у всех на виду, что это — не частное дело, а часть государственной жизни.
Молодой, элегантный, горячий, порывистый, секретарь Махарадзевского райкома встал, выбежал из-за стола, глаза его сияли воодушевлением, речь сопровождалась жестикуляцией:
— Я говорю: давайте проводить творческие отчеты! Приглашаем целое предприятие, целый колхоз — в Махарадзе, на площадь. Даем слово директору, председателю... Даем слово секретарю партийной организации, председателю местного комитета, каждому члену коллектива... Пусть расскажут, как выполняется пятилетний план, кто хорошо поработал, кто лодырничал, какие успехи, какие есть недостатки... Мне говорят старые здешние работники: не получится. Соберутся, напьются, будет резня. Я говорю: давайте попробуем! Начали с промышленного предприятия.
Пригласили наших шахтеров. Собрались на площади, подготовили самодеятельность: выступление — песня, выступление — танец... Люди слушают, им интересно. О них говорят. Какая резня? Какая пьянка? Напиться некогда... Надо перевоспитывать людей, бороться с чуждыми нам тенденциями. Провели один творческий отчет, через две недели — второй! Привезли из колхоза «Шрома» две тысячи пятьсот человек. Дали слово Орагвелидзе, дали слово лучшим колхозникам. Дали выступить колхозному ансамблю песни и пляски. Торжественно приняли в колхоз сорок новых членов. Люди довольны! Теперь у нас стало традицией, каждые две недели — творческий отчет на площади. Первого мая все колхозы приехали на демонстрацию в Махарадзе. Двадцать три тысячи человек! Такой демонстрации здесь еще не бывало. Милиция беспокоилась: будут нарушать. Некогда нарушать, некогда выпивать!
Энвер Северьянович Малазония, говоря, подвигался к двери. Он бы еще поговорил, но его ждали на площади махарадзевские колхозники, первый раз в жизни собравшиеся в туристический рейс.
Проехали Кобулети, до Батуми рукой подать. Но еще ближе до Бобоквати. Я попросил Какулию повернуть в Бобоквати.
Ищу Кето Гогитидзе. Вернулась Кето? Мне отвечают:
— Вернулась.
Говорю Какулии:
— Поехали вот по этой дороге. Вот к этому дому...