Многие из убитых действительно были исследователями джунглей, сказал мне Ник. Когда иджи не разрабатывают джунгли, они служат нерегулярными частями для балавайского ополчения. Они значительно опаснее ТВК, спутников-детекторов, всех ТОКО, дроидов-истребителей и армий сепаратистов, вместе взятых. Они знают джунгли. Они живут в них. Они используют их.
Они более беспощадны, чем ОФВ.
Остальные убитые в этой маленькой постановке были пленниками-корунаями. Которых схватили иджи. Схватили, пытали и унижали так, что я не смогу это описать. Когда ОФВ напало, первое, что сделали балаваи, - убили тех пленных, что еще были живы. Ник сказал мне, что оттуда не ушел никто. Ни один из пленных. И ни один из иджей.
Дети…
Дети были коруноями.
Этот Кар Вэстор, что же он за человек такой? Ник сказал мне, что именно Кар Вэстор засунул диск в рот мертвой женщины и зафиксировал его шипами медной лозы. Ник сказал, что именно Вэстор убедил ОФВ оставить тела в джунглях. Чтобы сделать сцену достаточно жестокой для нормального расследования. Убедил оставить мертвых детей, их собственных детей, якунам, личинкам-буравчикам и черным вонючим мухампадалыцикам, которые напивались кровью настолько, что могли лишь переваливаться по гниющей плоти…
Остановиться. Я должен остановиться. Перестать говорить об этом. Перестать думать об этом.
Я не могу-. - это не…
Ничему в этом мире нельзя доверять. То, что ты видишь, не имеет никакого отношения к тому, что ты получаешь. Мне кажется, я никогда не смогу понять это.
Но я все же учусь. Обучаясь, я изменяюсь. Чем больше я меняюсь, тем больше я понимаю. И это пугает меня. Я не хочу представлять себе, что произойдет, когда я действительно научусь понимать это место.
К тому времени когда я пойму, кем я стану?
Боюсь, что человек, которым я был, презирал бы человека, которым я становлюсь. У меня есть жуткое предчувствие, что именно это изменение планировала Депа, когда затаскивала меня сюда. Оно сказала, что нет ничего опаснее джедоя, который наконец стал здравым.
Я думаю, оно уже опасна.
Я боюсь, она хочет, чтобы я тоже стал опасным.
Мне следует… я должен поменять… подумать о чем-то еще…
Потому что я спросил Ника о ней.
Я не смог удержаться. Надежда расцвела вместе с гневом: если голограмма была постановкой, то, может быть, то, что она сказала, было просто… репликой. Местным колоритом. Чем-то.
Несмотря на мое твердое намерение оставить себя беспристрастным до тех пор, пока не увижу ее, не поговорю с ней, не почувствую ее суть в Силе, несмотря на мое желание не спрашивать ничего и не слушать ничего, несмотря на все годы самодисциплины и самоконтроля…
У сердца есть мощь, которой ни одна дисциплина не может противостоять.
Так что я спросил его. Я рассказал ему о словах Депы на диске: как она назвала себя «тьмой джунглей» и как она сказала, что теперь она в здравом уме.
Рассказал о том, что боюсь, что она пала во тьму и безвозвратно сошла с ума.
А Ник…
А Ник…
– Сошла с ума? - ответил он сквозь смех. - Это ты сумасшедший-. Если бы она была сумасшедшей, никто бы не последовал за ней, не так ли?
Но когда я спросил, хочет ли он сказать, что с ней все в порядке, он ответил:
– Зависит от того, что ты подразумеваешь под «порядком».
– Я должен знать, видел ли ее кто-то действующей под влиянием гнева или страха. Я должен знать использовала ли она Силу для собственных нужд: для получения денег или для мести. Я должен знать, сколько в ней темной стороны.
– Об этом тебе не стоит волноваться, - сказал он мне. - Я никогда не встречал никого добрее или заботливее мастера Биллабы. Она не зло. И не думаю, что могла бы им стать.
– Речь не о добре и зле, - сказал я. - Речь о самой природе Силы. Джедаи не занимаются вопросами морали. Это распространенное заблуждение. Мы невероятно прагматичны. Джедаи альтруистичны потому, что это хорошо, в гораздо меньшей степени, чем потому, что это безопасно: использовать Силу в своих личных целях опоено. В эту ловушку могут попасть даже самые хорошие, добрые и заботливые джедаи: она ведет к тому, что мы называем темной стороной. Мощь, творящая добро, в один прекрасный момент превращается в просто мощь. Неприкрытую силу. Замкнутую на себе. Это форма сумасшествия, к которой джедаи особенно восприимчивы.
Ник лишь пожал плечами:
– Разве кто-то знает истинные причины чьих-либо действий?
Это был не слишком полезный ответ, а то, что он мне сказал затем, сделало этот ответ лишь хуже.
Он сказал, что слова на том кристалле иллюстрируют то, как Депа теперь говорит. Он сказал, что ее мучают кошмары, что крики из ее палатки слышны на весь лагерь. Он сказал, что никто не видел, чтобы она ела, что она чахнет, словно что-то поедает ее изнутри… Он сказал, что она испытывает головные боли, с которыми не может справиться ни одно болеутоляющее, и что иногда она не может выйти из своей палатки по нескольку дней. Что, когда она выходит на солнечный свет, она завязывает себе глаза, потому что не может вынести свет солнца…
Я жалею о том, что спросил. Я жалею о том, что Ник мне сказал.
Я жалею о том, что он не соврал.
Это очень не по-джедайски - бояться правды.
Я продолжу рассказ. Превращение опыта в слова помогает лучше увидеть перспективу. Которая мне необходима.
И еще это способ пережить ночь, что мне тоже необходимо. Даже мастерджедай, тренированный, привыкший к медитации и размышлениям, может проводить излишне много времени наедине со своими мыслями.
Особенно здесь.
Это поселение-аванпост было построено на выступе, на склоне горной гряды. В этих местах гряда не такая рубленая, но, скорее, представляет из себя синусоидообразную стену вулканических холмов. Поселение стоит на небольшом зеленом участке, окруженном со всех сторон выжженными потоками лавы участками земли. Лава стекает из крупного жерло, которое находится метрах в шестистах выше того места, где я сейчас сижу. Если вы прислушаетесь, то, наверное, услышите рокот. Впрочем, возможно, этот микрофон недостаточно чувствительный. Вот, слышите? Вулкан собирает силы для нового извержения.
Извержения здесь происходят достаточно часто, так что джунгли не успевают восстановить свои права там, где протекает лава. Обожженные деревья, потерявшие всю листву с одной стороны, стоят на границе бывших потоков. Видимо, в этих краях извержения не слишком сильны. Иначе, зачем строить здесь аванпост?
Ну…
Может быть, из-за вида, конечно…
Сам бункер немного возвышается над поселением. Отсюда, от остатков дверного проема я вижу перемешанный хаос упавших и разрушенных сборных хижин и разломанную стену по периметру. Бледный свет светящихся лоз высвечивает серым дорогу парового краулера, проходящую по склону горы.
И уходящую в джунгли…
Я вижу отсюда на километры: островки джунглей, серебряные, черные, переплетенные светящимися лозами, - они наполнены мерцающими алыми, малиновыми, а иногда и просто красными точками: жерлами вулканов, действующих, бурлящих на этой переменчивой территории. Он этого вида перехватывает дыхание.
А может быть, его спироет из-за запаха.
Еще одна из иронических усмешек, что наполнили в последнее время мою жизнь: все мое беспокойство о мирных жителях, и битвах, и бойнях, и необходимости драться, и возможных убийствах мужчин и женщин, которые в действительности окажутся лишь случайными свидетелями войны, и весь мой спор с Ником, и все, что он мне сказал…
Все было напрасно. Волноваться было незачем. Когда мы, наконец, пришли сюда, здесь не осталось никого, с кем надо было бы сражаться.
ОФВ уже побывал здесь.
Выживших не осталось.
Я не буду описывать состояние трупов. Просто увидеть то, что здесь было, уже достаточно: я не испытываю ни малейшей потребности делиться этим даже с архивами.
Перед Ником я признаю следующее: балаваи в этом аванпосте точно не были невинными мирными жителями. Ко-рунаи оставили на телах то, что являлось, видимо, самым ценным украшением у иджей: ожерелья из человеческих ушей.