За три последующих дня, так и не придя к какому либо заключению, Штырь оставил этот вопрос до лучших времен.
Больничные хлопоты папаши.
Развалов не был женат, недосуг как-то было. Жил себе, не тужил, в небольшой комнатушке, в одном из спальных районов города. Из близких родственников, в наличии был лишь непутевый папаша, имеющий честь обитать в соседнем дворе и доставлять Гришке массу ненужных хлопот. Беспокойный родич, если не сказать большего. А как мать умерла, папочка вообще разнуздался, бабу к себе привёл, пудов семи весом. И как повёлся-то на такую, зенки что ль пропил? В жене покойнице и пятидесяти кило не было. А эту хоть в плуг запрягай вместо лошади. Только всё наоборот вышло, она запрягала. Нет, поначалу всё мирно было, без сюрпризов. Но по прошествии года, распоясалась стерва. Гришку можно сказать, в глаза ненавидела. Будто миллион должен, не меньше.
Пришлось прекратить и без того не частые хождения по гостям, ограничившись телефонным общением. Но и там бабища каждую букву на излом брала, буквально не отходя от трубки. Гришка терпел как мог, - пусть бесится, может, утихнет с годами. Ага, дудки! Хату теперь подай. Папинькину. О две комнаты! Была ваша, стала наша. И плевать что, втроём, нажили, с бабкой и матерью. Теперь только ей, раскрасавице. А она уж решит, как дальше быть…..
- Сынок- то, твой Гришка ни пойми в кого уродился. Вор и бандит последний. Ни то что, мой Олежечек, - гений! - Это она всякий день бухтела, чтоб папашу добить. Даже когда, гений этот, её со двора погнал.
Одно Гришку спасало, пока мать с бабушкой живы были, заведомо подсуетились, на него жилплощадь оформили, знали, что папочка, тот ещё олух, кивни только, всё даром отдаст. И ладно б, чиксе какой сопливой, годков пятнадцати, Штырь может и не роптал бы, а то ведьме на седьмом десятке. Каково а? Ишь краса неземная выискалась!....
Вот теперь и ходит батюшка что ни день, как тот старик к морю, челом бьёт. – «Дай квартирку. Да дай, назад. А то помереть даже негде» - Судами грозит, тяжбами. – «Украл, мол, хату-то! Папку бомжом сделал. Хочу, чтоб всё по закону!» - Да сын разве, против, по закону-то? Наоборот «ЗА!» только. Даже про место напомнил, где справки лежат:
- В горнице у тебя, в красной папочке. Загляни на досуге, освежи память. В них всё внятно сказано. Не ошибёшься. – Бабкина с матерью части, за мной числятся, а всё что кроме, ваше только. Так что, уважаемый папа, если в суд соберётесь, вам, со всех трудов больше ванной не светит, без сортира, если…...
Хотя если по сути, не было тех бумаг. И папки не было. Давненько уж. Стерва как дозналась, в тот же миг порвала. В клочья. Даже сожрать пыталась. Но папочка отсоветовал. Потом лично, всё что осталось, в туалете спустил. Но грешок помнил, и на кого хоромы отписаны тоже знал, потому и плакался всякий раз, когда водку горстями пил. Благо, что деньги на то имелись. Пенсионные. Да такие что, на двоих хватало. Вот он и делился, чем мог, хотя по сути, грымза всё отбирала. Ну, почти, может….
. Так и жили, душа в душу. Стерва, сынок и папочка. От среды, до среды. Поумолкнут чуть, а спустя неделю всё сызнова, - «Дай квартиру, да дай!» пока последний в больницу не слёг. С грыжею. Ну что за напасть такая! Хоть кадриль танцуй. Доигрался, пердун старый, мешки таскать.
А со здоровьем так было. Он его на даче посеял. Всё той же поганки-колоды, и её до неприличия скупых предков. Денно и нощно как лошадь пёр, пока всю бахчу не перепахал, двойным слоем. Потом за сортиры взялся, с сараями. Дел-то хватало, чинить, не перечинить всего, только повод дай. Ну папочка и жарил, пока в силах был. А эти черти, только рожи пузырём пучили, да подгоняли. А яблочком угостить? Ну хоть, подгнившим? Хрен вам! Трудись только, а яблоки они и сами сожрут. В охотку. А нет, так на базар свезут. Там спрос хороший. Хотя если по чести, гнильём каким-то видать, потчевали, уж больно часто он после фазенды, по больницам бегал, с пищевыми расстройствами. Просто мор какой-то…..