— Сотни судятся с сотенными командирами. Это у нас в обычае — после похода. А тут раньше времени смотр все перепутал. Казаки не хотели заявлять на смотру, да побоялись — как бы не лишиться из-за этого права на недоданное…
К вечеру перед смотром я спросил уральца опять:
— Ну как?
— Кончили. Завтра сами услышите. В одних сотнях — ничего, скоро поладили; в других— горячее было дело. Особенно командиру N-й сотни досталось. Он и шапку оземь кидал, и на колени становился. «Помилосердствуйте, — говорит, — много требуете, жену с детьми по миру пустите». А сотня стоит на своем: «знаем, грамотные, не проведешь». Под конец согласились. «Ладно, — говорит сотенный, — жрите мою кровь, так вас и так…»
На другой день, когда начальник дивизии вторично опрашивал претензии в полку, все казаки, как один, громко и весело ответили:
— Никак нет, ваше пр-ство!
А еще через день посланы были в полк чиновники контроля для поверки полкового хозяйства.
Месяцы октябрь — ноябрь. Почти не было такого города, где бы не стояла воинская часть, в которую прибывают новобранцы. С вокзалов или от застав, в предшествии оркестра военной музыки и в сопровождении бравых старослуживых, плетутся нагруженные котомками, узлами вереницы молодых парней, имеющих весьма унылый вид.
Военная служба, какою была в николаевское время, когда солдат оставался на ней 25 лет и уходил в «бессрочный отпуск» бездомным, деклассированным или просто калекой, такою и осталась в глазах народа — после реформы и сокращения сроков до 3–4 лет — только тяжелой повинностью. Само слово «повинность» (не долг, не обязанность…) вызывает всегда представление о чем-то тягостном, неприятном, выбивающем жизнь из колеи — будто дорожная, подводная или, в большевицкие времена, «трудовая повинность». От того старого времени, когда оплакивали рекрута, как покойника, а он куражился и пил мертвую неделями, проклиная свою горькую судьбину, и до последних дней остался обычай гулянья-прошанья, конечно с сокращением масштаба слез и водки.
говорит старая рекрутская песня. А буйство новобранцев в дни призыва, иногда с разбитием закрывавшихся в ту пору казенных винных лавок, отмечалось в отчетах повсеместно и ежегодно.
Как в старые времена в понятие «повинность» не вкладывалось представление о долге, а в отбывании ее народ не видел «почетного служения», так и в последние годы. И редко в сознание молодого солдата проникала затверженная со слов «дядьки» военная сентенция:
— Солдат есть имя общее, знаменитое…
Редко он разделял мнение своего учителя о преимуществах своего нового положения:
— Был ты в деревне дурак дураком. А теперь образование получишь, может, и до унтера дослужишься…
Прохождением через законодательные учреждения цифры ежегодного контингента новобранцев и разверсткой ее по губерниям и областями начиналась сложная и длительная процедура комплектования русской вооруженной силы. В последние годы перед войной страна выставляла около 1 % всего населения, держа под ружьем 1350 тыс. и требуя ежегодно 450 тыс. пополнения.
От начала и до конца шли отсеивание и отбор. Более 8 % населения было освобождено от военной службы вообще; затем Устав о воинской повинности давал чрезвычайно широкие льготы лицам призывного возраста — по семейному положению и по ряду профессий — такие льготы, каких не знали уставы ни одной из первоклассных европейских армий{Новый Устав, введенный в 1912 г., несколько сократил льготы и упорядочил призыв; но по краткости времени влияния оказал мало.}. Повышенные требования физической годности и хилость городского, главным образом, населения отбрасывали около трети призывных (29–32 %), забракованных по болезням, неспособности и невозмужалости. Эта категория увеличивалась еще на 6–7% теми новобранцами, которых армия возвращала в «первобытное состояние» по болезни и непригодности.
В результате из числа лиц призывного возраста, по Уставу 1874 г., брали на службу в первый год его действия 21 %, а последние — 34–36 %.
В дальнейшем шло распределение по родам оружия. Лучшие во всех отношениях новобранцы посылались в гвардию; более грамотные и знающие мастерства — в «специальные» войска; «крепкие, мускулистые и некоротконогие» шли в кавалерию. А что засим оставалось, поступало на укомплектование «царицы современных полей сражения» — пехоты…