Еще категоричнее (впрочем, не естественно ли это?) высказывается Ильин в письме Врангелю: «…Деникинщина есть керенщина внутри белого движения»; «Белая борьба нуждалась в орлином глазе и крыле, а размер деникинской пернатости был, увы, иной. Воля вождя есть нечто совсем иное, чем дисциплина порядочного дивизионного командира, как бы сильно он ни уверовал в свое водительское дарование»; «Книгою личною, озлобленною, пристрастною и неправдивою — он выдал себе аттестат, который и станет его историческим паспортом. Документ «бывшего человека»; неудачника, не сумевшего превратить свою неудачу в источник познания; человека, не разглядевшего из своей мелкой и мнимой «правоты» своих немелких и немнимых слабостей. Адвокат собственного прошлого и завистливый зоил чужого будущего, он, по-видимому, никогда не осязал душою того величия, которое присуще неоправдывающемуся историческому деятелю, и того отталкивающего впечатления, которое производит мемуарное очернение своих сотрудников. Мы доселе бережно обходили его падение, называя его «крушением дела»; он ныне сделал все для того, чтобы мы не сомневались в том, что крушение дела было обусловлено его личным падением. Пятый том [«Очерков»] не только завершил его работу, но поставил точку на нем самом. Смоется ли, сотрется ли она? Вряд ли… Эта книга писана плебеем, который не справился со своим рангом. Наделал дел; пледировал (по объяснению современного комментатора, «пледировать» — «судиться, вести тяжбу, защищать в суде». — А.К.) за свои дела; пытался свою малость свалить на кривизну других; вынес себе приговор»{91}.
Очевидно, впрочем, что не только объективной, но и просто сколько-нибудь взвешенной оценки деникинской и врангелевской позиций периода 1919–1920 годов трудно ожидать от человека, который на смерть Врангеля откликнулся буквально воплем отчаяния: «Ни ум, ни сердце, ни вера в Бога не принимают кончины Петра Николаевича… Впору возроптать!», требовал удостоверений, «что это не летаргический сон!!» и отсрочки похорон «до трупных пятен, до полной, объективной несомненности, что это настоящая смерть» («Подумайте только: в этом необычайном человеке все было необычайно. Это особое строение организма, души, инстинкта»){92}, — а для людей, собиравшихся на панихиды помолиться Богу о душе новопреставленного Главнокомандующего, не нашел иных слов, кроме: «ходят призраки и даже не понимают, что без него они исторический прах и политический мусор»{93}; и не менее очевидно, что вряд ли был способен понять сдержанность и скромность Деникина Ильин, с фанатическим рвением искавший себе Вождя — объект для поклонения.
Надо сказать, что и Врангель, как мы видели, благородно помогший работе Антона Ивановича согласием на передачу ему необходимых материалов, в частной переписке позволял себе откровенные передергивания — например, отнесение «книг генерала Деникина» к числу «заведомо предвзято» освещавших… «Крымский период» Белого движения{94}, хотя в действительности этого периода (когда борьбу возглавлял Врангель) Деникин вообще не касается, — и прямые инсинуации: так, в письме Ильину барон «мимоходом» бросает: «Вы правы, генерал Деникин показал себя мелким заурядным «плебеем». Недаром покойный генерал Алексеев как-то выразился, что «у него душа писаря»»{95} (философ не преминул пустить сплетню дальше, в письме Струве предусмотрительно скрыв лишь ее источник — слишком уж пристрастного Врангеля: «Один почтенный генерал рассказывал мне, как М. В. Алексеев характеризовал Деникина: «у него душа штабного писаря»»{96}).
Не стоит специально задерживаться на том, верна ли такая характеристика для человека, который в дни Луцкого прорыва летом 1916-го, опасаясь приказа сверху — остановить наступление, конфиденциально запрашивал своего доброжелателя в вышестоящем штабе: «Могу ли я считать, что связь между нами порвана?»{97} — а весною 1919-го в критической обстановке использовал себя в качестве последнего резерва: «Нужно было поднять дух войск, как-никак, но длительное отступление не могло не сказаться, в этом направлении было сделано все, и сам генерал Деникин пошел в передовых цепях в атаку на [станцию] Торговую.