Применение к взглядам Антона Ивановича термина «либеральный консерватизм» кажется нам оправданным и еще по одной причине. Подобно тому, как в самом термине именем существительным является все-таки консерватизм, — и в мироощущении Деникина либеральная составляющая относится скорее не к глубинным основам, а к общественно-политическому темпераменту, который не раз побуждал его обладателя к громкому протесту и, в конечном счете, соотнесению себя с определенным политическим направлением (хотя и с непременною оговоркой: «…не принимая активного участия в политике и отдавая все свои силы и труд армии»{22}). В то же время противоположный лагерь — демонстративно-консервативный, присваивавший себе — не всегда оправданно — привилегию на патриотизм и «охранительство» (как «либеральная общественность» — патент на «выражение народных чаяний»), — также должен был оказаться для него во многом чуждым, несмотря на близость основополагающих государственнических идей.
Так, Деникин, конечно, разделял обеспокоенность кризисным положением вооруженных сил в первые годы после Японской войны, звучавшую в статьях М. О. Меньшикова — одного из ведущих перьев «правой» журналистики, перед лицом «бегства офицеров из армии» взывавшего: «Измените психологические условия офицерской службы — и бегство остановится. Сделайте службу интересной — и бегство остановится. Отодвиньте позор войны и верните почет, сделайте так, чтобы офицер не краснел в обществе и не чувствовал себя неловко даже в своем кругу, — и бегство остановится»{23}, — но вряд ли сам должен был «чувствовать себя неловко» и признавать справедливыми слова о «позоре войны», которая, как мы знаем, по его мнению была проиграна не военными, а политиками, не Армией, а «обществом»; и еще менее — поддерживать призывы сделать «мечтой хотя бы нескольких поколений» — «блестящую, победоносную войну», «панацею всех военных бед», к которой Меньшиков фактически рекомендовал «втайне готовиться […] всеми силами, всей жаждой духа»{24}.
Нам представляется, что налицо коренное различие в подходах к будущей войне — суровой необходимости для потомственного солдата Деникина (отсюда и его «духа не угашайте!») и отвлеченной, отдающей чуть ли не ницшеанством химере для штатского журналиста Меньшикова: профессиональный военный видит делом Армии служение в грядущих сражениях Отечеству, России, народу, в то время как публицист по сути дела приближается к утрированному лозунгу «война для Армии», когда и существование последней, и боевая слава, и прекращение «бегства офицеров» превращаются практически в самоцель.
Патриотизм Антона Ивановича вообще носил не умозрительный, выношенный в редакциях и кабинетах политиков и журналистов, а жизненный, если угодно, практический характер, — и в кризисные годы полковник Деникин, как в свое время и подпоручик Деникин, как в недалеком будущем и генерал Деникин, — не только сам был отнюдь не из тех, кто «бежал», не дождавшись, чтобы кто-то другой «сделал ему службу интересной», но и хорошо представлял себе — как строевой и штабной офицер и как военный писатель — тот преобладающий, несмотря ни на что, слой армейских подвижников, который вытягивал тяжелый воз военного строительства и чьими трудами служба, собственно, и становилась «интересной» не только для офицеров, но и для призванных по воинской повинности нижних чинов. Здесь в Деникине проявилось счастливое сочетание литератора — и труженика, способного свои доверенные бумаге мысли и взгляды воплощать в действительность; и, вспоминая через много лет сложные, но непосредственно связанные с жизнью и с будущей боевою работой задачи, которые он тогда ставил своим подчиненным (пока на полях маневров), старый генерал писал: «Надо было видеть, с каким увлечением и радостью все чины полка участвовали в таких внепрограммных упражнениях и сколько природной смекалки, находчивости и доброй воли они при этом проявляли»{25}.