И тут вошла хозяйка асьенды. Джентльмены встали и поклонились, и уже не отрывали от неё взглядов всё время, пока Сальвадор их представлял.
Донья Ремедиос показалась капитану совсем юной женщиной, почти девочкой. Она не была красавицей, но во всём её облике, – и в немного арабских чертах лица, свойственных женщинам с юга Испании, и в изломе бровей, и в гордом рисунке полных губ, – чувствовалась аристократическая порода. А вот уже эта порода, которую не смогли испортить пьянство многих поколений предков доньи Ремедиос, их наследственные болезни и близкие родственные браки, была в самом расцвете своей красоты.
Волосы хозяйки были убраны просто, по-домашнему, тёмные глубокие глаза смотрели задумчиво, высокий лоб и худое лицо её были бледны, и была она, – не в меру даже, как подумалось капитану, – стройна и высока, в то время как современная мода предписывала даме, чтобы всё в ней было миниатюрно, изящно и округло.
– Садитесь, господа, – сказала донья Ремедиос по-английски с довольно сильным акцентом и подала знак мажордому.
Слуги внесли первое блюдо. Разговор за столом как-то не складывался – все явно чувствовали себя смущённо. Джентльмены переглядывались между собой, исподтишка поглядывали на хозяйку, на управляющего, на слуг.
– Сеньор Сальвадор, – попросила донья Ремедиос. – Вы говорите по-английски лучше меня… Расскажите моим гостям про нашу колумбийскую кухню, прошу вас.
– С удовольствием, – отозвался Сальвадор и пояснил: – Я большой поклонник местной кухни, которая состоит в основном из бобовых и кукурузы, а ещё из множества овощей и специй. А вот привычный европейцам хлеб здесь редок, его заменяют разнообразные лепёшки… А из напитков, конечно, ром и местная водка-«чича», которую делают из сахарного тростника.
– Чичу можно делать из абсолютно любых продуктов – из кукурузы, из фруктов, – поправила Сальвадора донья Ремедиос. – Это очень древний напиток… Инки использовали его для своих ритуалов.
– Разве он крепкий? – спросил мистер Трелони.
– Не крепкий, – ответила хозяйка. – Но выпитый в огромных количествах, он давал, конечно, определённый эффект… Пьяные индейцы впадали в транс.
Сальвадор увлечённо рассказывал про каждое блюдо, появляющееся на столе и неспешно ел, но тревожные глаза его ни в еде, ни в рассказе не участвовали. Хозяйка, иногда добавляя подробности к его рассказу, время от времени бросала быстрые взгляды на доктора Легга, что не укрылось от внимания Сальвадора. Он стал невнимателен, говорил всё более неохотно, и, наконец, совсем смолк. Донья Ремедиос, словно не заметив этого, стала рассказывать сама.
– Это «охуэлас» – жареные полоски из фруктового теста, – назвала она очередное блюдо. – А это «пандеюка» – сырный пирог.
– Ваш английский совсем не плох, сеньора, – сделал ей комплимент капитан.
Донья Ремедиос поблагодарила его, склонив голову, и пояснила:
– Английскому меня научил покойный муж… Он нажил состояние на нашем «зелёном золоте» – хенекене. Так называется агава, из которой получают нити-сизаль, которые идут на производство верёвок для флота… Вы, сеньор капитан, их, конечно, знаете.
Теперь пришла очередь склонить голову капитану. Между тем донья Ремедиос добавила:
– Мой покойный муж был, наверное, единственным асьендадо, который никогда не покидал свою асьенду. В основном, все асьендадо живут в столице или в другом городе, оставив хозяйство на управляющих, а приезжают только на посев или сбор урожая.
Она замолчала, и никто не осмелился просить её продолжить свой рассказ. За столом возникла неловкая пауза.
– Необыкновенно вкусный и сытный ужин, – сказал мистер Трелони и вздохнул. – Только очень острый.
– Без красного перца-chilli у нас нельзя, – объяснила донья Ремедиос и улыбнулась. – Его специально кладут так много, он убивает все болезни, которые могут быть занесены в пищу с водой… К тому же на жаре блюда с красным перцем дольше не портятся. На ацтекском наречии «chilli» значит «красный».
К донье Ремедиос подошёл мажордом и что-то тихо произнёс.