Этот запах рос, ширился, поднимался к небу, кружил голову.
Скоро капитан понял, что вместе с запахом к небу поднимается и он сам, становясь нежным, невесомым, прозрачным, и неожиданно ему стало томительно и грустно, и понятно, что надо поскорее уйти, но он не мог этого сделать, он только молил про себя, чтобы донья Ремедиос оставила его сама, молил, приблизившись к ней, молил, вглядываясь полуприкрытыми глазами в её смутные черты и надеясь увидеть, различить в свете луны выражение её глаз, молил без всякой надежды, молил, чтобы она простилась с ним первая, потому что сил проститься и уйти самому у него уже не было…
Они проговорили до третьих петухов. Когда небо над патио стало светлеть, они скомкано, словно очнувшись, пожелали друг другу «спокойной ночи» и расстались. Не в силах сейчас спать, капитан решил пойти к Платону. Когда привратник открыл ему ворота асьенды, от стены отделился совершенно незаметный в этот предрассветной час Райвенук и бесшумно пошёл за его спиной.
Капитан остановился и повернулся к ирокезу, собираясь в который раз предупредить, что заходить к нему вот так неожиданно из-за спины опасно, но Райвенук поднял руку и сказал едва слышно:
– Молчи, Длинный Нож… Не раскрывай губ.
Не имея сейчас никакого желания спорить, капитан вздохнул и пошёл дальше.
****
Капитан вернулся от Платона, подошёл к своей комнате и увидел Сальвадора: тот выдвинулся к нему навстречу от тёмного прямоугольника двери, как смутная тень.
– Где вы были, сеньор капитан? – резко спросил цыган.
– Я проверял вахтенных, сеньор Сальвадор, – как ни в чем не бывало, ответил капитан и поинтересовался насмешливо: – А что?
Цыган явно не знал, что ответить.
Тут из комнаты доньи Ремедиос вышла служанка и торопливым шагом направилась по коридору в их сторону. Была она молода и дородна. Широкие юбки её колыхались в такт тяжёлому шагу.
Сальвадор склонился в лёгком поклоне.
– Хвала господу, нинья* Грисельда! – произнёс он традиционное для этих мест приветствие.
Капитан тоже поспешил отдать поклон.
– И его пресвятой матери! – традиционно ответила служанка, склоняя голову, и добавила торопливо: – Доброе утро, сеньоры.
Простодушное чёрное лицо её расплылось в улыбке, но в глазах, как отметил капитан, полыхала тревога. Служанка прошла мимо них, колыхаясь полным телом, и неожиданно постучала в дверь к доктору Леггу. Когда доктор открыл ей, она вошла к нему, а спустя время доктор вышел со своей сумкой и торопливо прошёл вместе со служанкой мимо капитана и Сальвадора, – даже не взглянув на них, – в комнату доньи Ремедиос.
Сальвадор опять отступил к стене и прислонился к ней спиной в ожидании. То же самое сделал и капитан, только по другую сторону коридора… «Интересно, кто-нибудь спит сейчас в этом доме», – подумал он, покосившись на Сальвадора: тот стоял с опрокинутым, жалким лицом, словно выдерживая нестерпимую немую муку.
Ждали они довольно долго. Наконец, в коридоре появился доктор Легг – он вышел из комнаты доньи Ремедиос и, не глядя по сторонам, пребывая явно в задумчивости или даже в растерянности, медленно пошёл к себе. Сальвадор преградил доктору путь.
– Что вы там делали, мистер Легг? – резко спросил он, потом, видимо, поняв всю неуместность и странность своего вопроса, добавил: – Что случилось?
– А что могло случиться? – вопросом на вопрос ответил доктор, останавливаясь.
Губы Сальвадора закривились судорогой, он, не отрываясь, дурным взглядом смотрел на доктора. Вспомнив, как искусно Сальвадор владеет своим ножом, капитан встал между ним и доктором.
– Я вас заставлю отвечать, – вдруг сказал цыган доктору Леггу и занёс кулак.
– Ого, по-моему, это угроза, – проговорил совсем не испугавшийся доктор, он вроде бы даже не вышел из своей задумчивости.
Тут капитан схватил цыгана за запястье. Сальвадор почему-то даже не заметил этого, он по-прежнему глядел на доктора мстительно и ненавистно.
– Да, угроза… И более чем реальная, – ответил он и опять спросил: – Так что вы там делали?