Несмотря на то что прошло уже столько лет, Зулейха не могла вспомнить этот разговор между отцом и дядей без того, чтобы не рассмеяться или разозлиться. О Аллах, что это был за простодушный, тихий и кроткий человек! Хотя он столько лет сражался в Анатолии со смертью, столько всего перевидал, но не мог вспомнить ничего, что рассказать. Он стеснялся назвать болезнью тот страшный недуг, который подхватил, когда боролся за жизнь, с какими только мучениями и лишениями не сталкиваясь в тех болотах! И рана у него на руке или перелом пусть и была от падения, но все же могла считаться ранением, полученным на войне. А если он не находил, что отвечать тем, кто про это спрашивал, то лучше бы просто молчал. А говоря, что упал на улице, он выставлял себя посмешищем, считал, что не имеет права гордиться ранением даже перед членами своей семьи.
Возвращение Али Осман-бея в Стамбул совпало с периодом подавленности и переживаний Шевкет-бея.
В первое время отношения между пожилым дипломатом и командирами в Шарк Махфели шли очень хорошо. Но молодой паша, который поначалу относился к Шевкет-бею с умом и пониманием, сейчас, поддавшись интригам непонятно каких клеветников, изменился. Шевкет бей, завоевавший дружбу и Пеле, и Франше д’Эспере, делал для родины все, что мог, в сложное для страны время. Он, уже старик, таскался на все эти чаепития и балы в посольстве только лишь потому, что стремился узнать обстановку в высших военных кругах и старался обратить все в нашу пользу. Только благодаря дружбе с Пеле и д’Эспере он спас от тюрьмы, а может быть, и от смерти стольких соотечественников! Вот этого они никак не могли уяснить. Он не обращал на это внимания. Но окружение паши привязалось к ложным идеям и в основных вопросах, касающихся высших интересов родины, например, когда в Высокой Порте[34] было столько влиятельных дипломатов, собаку съевших в вопросах политики, посылали делегатами в Лозанну военного и доктора[35]!
А дядя оказался плохим только по той причине, что не стеснялся открыто говорить правду. И теперь только из-за этого расхождения во взглядах Шевкет-бей выпал из политической жизни и принял решение остаток жизни провести в своем особняке, посвятив себя исследованиям. Но хотя он и решил не во что больше не вмешиваться, каждый раз, встречаясь с мужем сестры, бывший дипломат не мог удержаться, чтобы полунамеками не поиздеваться над ним.
Зулейха с большим удовольствием слушала эти разговоры. Не было сомнений, что во многих отношениях ее дядя превосходил отца. Зулейха считала справедливой критику в адрес командиров, которые упрямились признавать, что военное дело это одно, а управление и дипломатия — совсем другое. Но когда чуть погодя она узнала, что кроме легкой раны на руке у ее отца есть еще три ранения — на бедре, в нижней части живота и на груди, поняла, что и этому военному было что ответить на все вопросы, которые ему задавали.
Но Али Осман очень внимательно слушал брата жены, ученого и патриота, и только, будто чувствуя за собой какую-то вину, склонял голову к груди.
Рану на груди Али Осман получил еще два года назад. Но она до сих пор беспокоила его, хотя и была с игольное ушко. И почему доктора придавали столько значения гнойному прыщику, который, после того как капельку гноя, выступавшую на нем раз в несколько дней, счищали ватой, был неотличим от укуса блохи?
Али Осман продолжал ходить в Гюльхану два дня в неделю на протяжение всех двух месяцев, что оставался в Стамбуле.
Но на этот раз он был полон решимости перевезти в Анатолию все семейство. Вот только тете Зулейхи стало заметно хуже в последние месяцы. Семья не могла переехать в Анатолию, оставив в Стамбуле умирающую.
Поэтому на новое назначение полковником в Конью Али Осман-бей вынужден был уехать один.
Четыре-пять месяцев спустя Муневвер-ханым, оставшись в доме в Куручешме с дочерью одна, уехала в Конью. Эти последние три года, которые Зулейхе оставалось прожить в Стамбуле до окончания колледжа, стали самыми счастливыми годами в ее жизни.
Выходные Зулейхи по-прежнему проходили в особняке в Эренкёе. Вышедший в отставку Шевкет-бей тихо ненавидел республиканское правительство, которое упорно не желало принимать его точку зрения. Но это не помешало ему, больше чем кому-либо, наслаждаться жизнью в новой эпохе. Он часто организовывал в доме вечера с танцами, скорее даже балы, и тем самым стремился приучить к светской жизни свое окружение, приглашая в том числе и обеспеченных друзей.