Семейный совет был недолгим: у простого кузнеца оказался непростой дальний родственник в городе, милостиво согласившийся взять мальчика в подмастерья к себе в гончарную мастерскую.
Разлучив с багульником, ручьем и силуэтом Хребта на горизонте.
Проработав три месяца, Джакоб продал за несколько монет свои жалкие глиняные поделки добросердечным горожанкам, собрал вещи и купил себе самое дешевое место на корабле, отплывающим в Ярку.
Спустя три дня он уже стучался в ворота Школы, как раз ведущей прием новых послушников.
Тридцать платных мест и десять бесплатных для тех, кто окажется способен пройти проверку.
Угрюмый необщительный Джакоб оказался неожиданно способным учеником. Всю силу своего одиночества и злости он направил на прилежное постижение дисциплин, быстро выбившись в пятерку лучших послушников. Никто не знал, что каждый вечер, лежа в кровати с крепко закрытыми глазами, Джакоб переносится в воображении на пустошь и там, под серым, укрытым облаками небом, рассказывает отцу о том, как прошел день, не упуская ни одной детали, пока сон не возьмет вверх.
Спальня послушников с первого по третий ранг находилась в самом дальнем крыле Школы, и совершавшие обход Наставники часто не доходили до нее, что позволяло мальчишкам бедокурить все ночь напролет.
Всем, кроме Джакоба.
В одну из таких ночей, измотанный бедламом, царившим в спальне, Джакоб, разозлившись, отправился на поиски Наставника, убежденный, что лучше прослыть ябедой, чем пытаться заснуть, заткнув уши.
И наткнулся на Чиалу, крадущуюся к кухне, в надежде найти в котлах что-то, оставшееся от ужина.
Он бы промолчал и прошел мимо, если бы не запах багульника, вдруг окутавший его. Если бы не взгляд, которым одарила его девушка. Взгляд, в котором не было ни стыда, ни смущения, ни страха, но отражалось небо далекой земли. Небо, затянутое облаками.
Чиала родилась за Карсовым Хребтом.
Так началась их дружба.
Напоминание о доме, Чиала стала для Джакоба болезненно -необходимой близостью, единственным человеком, которому он мог открыться без боязни быть непонятым. Долгие часы они проводили вместе, в дискуссиях и диалогах, в нежном препарировании душ друг друга или в объединяющем молчании, заключающем в себя больше, чем самое веское слово.
Именно Чиала познакомила Джакоба с Меле - насмешливой блондинкой, моментально вскрывшей душу Джакоба как спелый орех. Если Чиала пропускала то, что ощущал Джакоб через сердце, но, полная таких же эмоций, не могла знать, как справиться с ними, то Меле взяла Джакоба за плечи, встряхнула хорошенько и открыла глаза на то, что солнце - высоко и лучи его полны тепла.
Как и мир вокруг.
Джакоб не мог сказать, в какой момент Чиала стала невыносимым напоминанием о доме, в какой момент он понял, что не хочет оставаться с ней наедине, ища спасения в уверенности Меле в завтрашнем дне. И в какой момент он пропустил, как темнеют глаза Меле каждый раз, когда Чиала подходит к Джакобу.
Год перед выпуском Джакоба совпал с годом установления дипломатических отношений с Нески. В качестве жеста доброй воли, Школа согласилась принять юного канзу Алосо на ознакомительный короткий курс обучения, и отправить пару своих наставников в Нески - открывать отделение Школы.
Комнаты канзу, к вящему удовольствию того, находились почти рядом со спальнями выпускниц. Чиала шутила, что любимым занятием некоторых девушек стало проходить мимо спальни Алосо в надежде, что получится столкнуться с ним у двери.
Меле, презиравшая Нески и все, что было связано с этой землей, комнаты канзу обходила по дуге.
Тот душный весенний вечер Джакоб помнил особенно хорошо. Завершивший курс Алосо собирался преподнести Верховному Наставнику Школы церемониальную дагу дома Нески, предмет высокого ритуального значения, должный символизировать высокое уважение и благодарность за оказанный прием.
Вот только, когда Алосо почтительно открыл футляр с дагой перед Наставником, оказалось, что ритуальный шнур даги срезан, что для владельца оружия фактом было в известной степени позорным.
Трудно сказать, кто испугался больше: Алосо, решивший, что Наставник и Школа могут принять испорченный подарок за издевку, или совет Школы, прекрасно знавший, что далеко не ученики Школы приветствуют появление канзу в стенах своего учебного заведения.