— Вы не возвратите меня обратно? — пробубнил он, задыхаясь.
— Возвратить? Куда? — переспросил Шон. — Куда я обязан тебя возвратить?
Неожиданно Манюк задёргался судорожно; бедный стал задыхаться от ужаса, лоб покрылся потом.
— Всё закончено, — будто Шон оглох, проорал ему индеец. — Всё завершилось 15 лет назад! Гитлер убит и уже в могиле!
Манюк задёргался, а рот растянулся в хитрую улыбку:
— Они постоянно твердили это, но я не верю им!
Шон глубоко вздохнул. Из-за высоты в 12000 футов дышать было трудно, и это было единственной причиной.
— Манюк, — торжественно произнёс Шон. — Ты всегда был дураком, но это уже чересчур. Очухайся! Всё завершилось, Гитлера уже нет, нет СС и газовых тюрем; это прошло. Теперь у нас своя страна, Израиль, с войсками, кораблями и правителями! Нет надобности таиться! Пошли!
Индеец засмеялся и мрачно отозвался:
— Такой номер у них не выйдет.
— Что за номер? — по лицу Шона проскользнуло удивление.
— Израиль, — заявил Манюк, — такой страны нет!
— О чём ты говоришь? Страна есть! — возмутился Шон и притопнул ботинком.- Есть! Ты что, газет не читал?
Индеец снова хохотнул.
— Тут, в Ла-Пасе, есть израильское консульство. Ты можешь получить визу и отправиться туда.
— Я не куплюсь на этот номер. Это очередная немецкая хитрость, — решительным тоном отрезал Манюк.
Кожа Шона покрылась ознобом от уверенного тона голоса индейца.
≪А вдруг он говорит правду? — промелькнуло внезапно в голове. — Немцы могут быть такими подлыми. Всех собрали в конкретном месте с документами, которые подтверждают, что ты еврей. Они садятся на корабль, доплывают до Израиля — и потом? Опять оказываются в концлагере смертников… Да, это не исключено. Манюк прав! Израиля наверняка нет. Это обман. Боже, — продолжал думать он, — неужто я чокнулся? ≫
Он обтёр потный лоб и постарался улыбнуться.
Будто издали он услышал бубнёж Манюка:
— Израиль, — ловушка, где обязаны собраться все, кто сбежал, и ликвидировать их. Немцы не идиоты и знают, как проделать такое! Они хотят всех собрать в одном месте, как в прошлый раз, и скинуть атомную взрывчатку. Я знаю это.
— Тут имеется своё еврейское правительство, — сохраняя терпение, старался втемяшить индейцу Шон. — Призедента зовут Бен-Гурион. Имеются войска, нас представляет ООН. Остальное минуло.
— Это не так, — голова Манюка убеждённо затряслась. — Я на себе изучил немецкие штучки.
Шон обнял его за плечи.
— Пойдём, — произнёс он, — будешь со мной. Пойдём к врачу…
***
Пара дней ушла на то, чтобы из непонятных воспоминаний жертвы составить немалое виденье о муках, которые он перенёс. Когда его освободили из-за некоторых разногласий между антисемитами, Манюк притаился в хребтах Анд, искренне думая, что в скором времени всё нормализуется и лишь он сам сумеет миновать внимательность гестапо. Шон так и пытался втемяшить индейцу, что теперь нет никакого гестапо; что Розенберг, Штрайхер и Гиммлер остались в далёком прошлом, а Германия теперь стала демократичной республикой, но Манюк лишь пожимал плечами и странно улыбался: старый лис не попадёт два раза в один капкан.
Исчерпав любые доводы, Шон показал другу фотки школ в Израиле и военные подразделения — счастливую молодёжь с миролюбивыми лицами, — Манюк гнусаво прочитал заупокоённую молитву по евреям, которых коварство врага заставило сойтись в одном месте, чтобы убить их, как во времена варшавского гетта.
Манюк был тупым человеком и Шон это знал. Разум бедного не был настолько выносливым, как его тело. В концлагере индейца обожал мучить помощник коменданта Айхмана, эсэсовский штурмфюрер Шульц. Никто не верил, что Манюк сумеет вырваться из рук того невредимым. Как и Шон, Манюк до войны был портным. Пусть его пальцы потеряли сноровку, индеец очень быстро освоил иголку, и мастерская ≪Портной Парижа≫ стала справляться с заказами, текущими от людей. Рабочее место Манюка находилось в мрачном углу, за плотной шторой из сатина, которая утаивала индейца от чужих глаз. На улицу Манюк выходил только после того, как стихали шаги прохожих и закрывались остальные заведения. Он всегда думал о своём и странно улыбался; глаза его странно блестели, излучая свет, который приносит горе его хозяину. Два раза индеец сбегал; первый раз он убежал на 16-ю годовщину падения рейха.
Менты Боливии возвратили его.
Второй раз индеец убежал надолго.
Вернувшись, он налакался, ходил по улице и орал:
— Со скал скоро придёт великий вождь и устроит жителям кровавую бойню.