Пыха покосился на друга. Видно было, что у Чобы на языке вертятся какие-то язвительные слова, но он благоразумно смолчал.
Комната, в которой очутились приятели, была полна народу. Все чинно сидели на полу и ждали чего-то. Два совершенно одинаковых мускулистых низколобых типа неподвижно стояли по обе стороны закрытых дверей, мрачно озирая собравшихся. Пыхе стало немного не по себе от их пристальных взглядов. Напряжение нарастало; казалось, по комнате скоро начнут проскакивать искры. Наконец створки распахнулись, и Светлая Личность шагнул в комнату.
На Твадло был ослепительно белый костюм – явно с чужого плеча, на несколько размеров больше, чем требовалось. Редкие свои волосики альбинос тщательно вымыл, густо набриолинил и по последней моде зачесал назад, так что физиономия его приобрела даже некую значительность. Выйдя на середину комнаты, он благостно улыбнулся и поднял вверх обе руки, то ли приветствуя собравшихся, то ли благословляя их. По комнате пронёсся радостный вздох. Один из охранников торопливо подтащил старое, обитое потрескавшимся дерматином кресло. Твадло небрежным кивком поблагодарил его и сел, вальяжно развалившись.
– Друзья! – торжественно начал он. – Ибо не ошибусь я, назвав вас всех друзьями. Прошлый раз, если помните, я называл вас товарищами; позапрошлый – братьями. И я не отказываюсь от своих слов! Ведь все мы – это одна большая дружная семья; и как раз об этом я хотел бы поговорить с вами сегодня. Я знаю о неких сомнениях, обуревающих кое-кого из вас; я не буду называть имён, эти люди и сами в курсе, что речь идёт о них. Как вам известно, для всех вступивших в нашу общину есть одно правило: его деньги и имущество становятся достоянием всех. Таким образом, достигается сразу две цели: во-первых, человек освобождается от низменного чувства зависти, ведь завидовать больше нечему; любая вещь равно принадлежит каждому – в том числе и ему. А во-вторых, расставаясь с собственностью, вы сбрасываете с плеч её многовековой гнёт. Подумайте сами: каждому из вас, я думаю, знакомо то щемящее чувство, которое испытывает человек, уходя из дома и оставляя там нечто ценное. Богатеи прячут свои сокровища за замками и решётками; но вот вопрос – так ли они счастливы, как мы с вами?
– Нет! Нет! Конечно же не так! – зашумели собравшиеся.
– Боитесь ли вы, что вас ограбят? – лукаво улыбнулся Твадло.
– Нет! Не боимся! У нас нечего брать!
– Боитесь ли вы, что ваш дом сгорит и вам негде будет жить?!
– Не боимся!!!
– А почему?
– Потому что у нас много домов!!! И все они общие!!!
– Слушай, что это с ним? – озадаченно прошептал Чобы на ухо Пыхе. – Он, типа, никогда не говорил так гладко! Да ты же помнишь! Он вообще весь какой-то… Другой!
– Помню, – медленно ответил Пыха. – Это Книга, не иначе!
– Но можно ли стерпеть, если каждый день, каждый час видишь вокруг несчастных, обременённых роскошными виллами, шикарными драндулетами и неисчислимыми капиталами? – Голос Твадло теперь гремел. – Не разрывается ли сердце, когда алчность разгорается в глазёнках твоих ближних – алчность, ради которой они готовы пойти на преступление? А ведь стань всё общим, исчезли бы и воровство, и грабёж – ибо зачем отбирать то, что и так принадлежит тебе?!
– Во даёт! – шёпотом прокомментировал Чобы.
– Так ответьте мне, что мы будем делать дальше! – Твадло забрался на кресло с ногами и вскинул над головой кулачок. – Стоит ли бороться за всеобщее счастье – или с нас довольно тех жалких крох, что мы имеем сейчас?
– Стоит! Стоит!! Стоит бороться!!! – скандировали собравшиеся.
Твадло удовлетворённо улыбнулся и сунул руку за пазуху. На свет появилась Книга.
– Но кто из вас знает, с чего надо начать? Имеет ли смысл объяснять великие истины заблуждающимся – или же нужно взять их железной рукой и повести за собой ко всеобщему счастью, куда мы одни знаем дорогу? Пускай Книга ответит нам на эти вопросы! Давайте все сюда, дети мои; становитесь в круг, и пусть Книга явит нам заветные слова!
Дальнейшее Пыха запомнил смутно: раскрытые страницы, с которых, кажется, бьёт незримый свет; мерный ритм чеканных созвучий, изгоняющий из сознания все мысли, и невыразимый восторг, переполняющий душу; восторг и предвкушение чего-то прекрасного. В какой-то момент ему показалось, что он ощущает слабый, еле уловимый аромат жареной курицы – как тогда, на площади, но наваждение тут же исчезло. Когда друзья немного пришли в себя, последние члены общины уже расходились. Лица их были отмечены непоколебимой решимостью…
В комнате остался только альбинос со своими охранниками. Светлая Личность медленно поднялся с кресла, широко улыбнулся и двинулся к приятелям, расставив руки. Это настолько не походило на прежнего Твадло, что Чобы и Пыха невольно попятились.
– Друзья, друзья… – Голос Светлой Личности тоже изменился; теперь это был глубокий, бархатный баритон. – Вы не поверите, как я счастлив видеть вас обоих! Ну, рассказывайте, – он обнял приятелей за плечи. – Как вы живёте, чем дышите?
– Да мы это… – начал Чобы, но Твадло перебил его:
– Гапа!
– Да, Наставник! – один из телохранителей склонился в почтительном поклоне.
– Сходи в ту комнату, где мы держим продукты, и принеси самого лучшего вина. И закуску сообрази какую-нибудь, будь ласков… Да, так на чём мы с вами остановились? – он благожелательно оглядел Чобы и смоукера. – Вы чем сейчас занимаетесь?
– Играем в театре! – гордо ответил Пыха. – Мы теперь актёры!
– Замечательно! Это как раз то, чего нам не хватало… Ах, друзья, друзья! Я вынужден признать, что пропаганда и агитация у нас до сих пор не на должном уровне. Но с вашей помощью мы поправим дело, я уверен. Нас пока совсем немного, но дайте срок – и вы увидите, на что мы способны! Та заварушка на площади покажется вам детской игрой, я вас уверяю!
– Вообще-то мы…
– Ну разумеется! Знаете, что? Я набросаю какую-нибудь пьеску, небольшую, минут эдак на пятнадцать-Двадцать. Вы сможете играть её как бы дополнительно к вашему основному репертуару. Гм… Неплохое вино, вам не кажется? Надо подготовить почву для массовыхвыступлений, охватить как можно более широкие слои населения. Что у вас за театр, я прослушал?
– Театр маргиналов…
– А! Стало быть, уличный… Знаете, пожалуй, это именно то, что надо: простой народ лучше воспримет наши идеи. Попробуйте бутерброды, пока есть; я, признаться, питаю определённую слабость к красной икорке… Да, и театральные афишки! Вы можете раздавать их перед спектаклем; на одной стороне будет текст, а на изнанке – приглашение посетить нашу общину. Ну, это потом; сначала – устная агитация.
– Э-э… Послушай, Твадло…
– Да-да? – Альбинос благожелательно улыбнулся Пыхе.
Смоукер посмотрел на него, затем на телохранителей, неподвижных, как изваяния, и сказал совсем не то, что хотел:
– А почему тебя называют Светлой Личностью?
– Наш Наставник – избранный! Он святой человек! Великие Силы вручили ему священную Книгу, которая ведёт нас в царство всеобщего счастья! – обрёл дар речи один из охранников.
– Гапа, спусти штору! – торжественно распорядился Твадло.
Тут только приятели обратили внимание на тяжёлые чёрные занавески. Гапа потянул за шнурок – и шторы с мягким шорохом сдвинулись, погружая комнату во мрак. Пыха мигнул от удивления: в темноте вдруг возникли ярко светящиеся пятна – это были ступни ног. Выше мерцали зеленоватым светом ладони и мягко серебрился овал лица. Твадло скинул пиджак и брюки; теперь, когда глаза немного привыкли к темноте, стало понятно, что всё тело альбиноса фосфоресцирует – сильнее всего внизу; видны были даже доски пола, на которых он стоял…
– Гм… Так чего ты там хотел, отобрать Книгу и накостылять ему как следует по шее? – саркастическиосведомился Пыха, когда они, наконец, оказались достаточно далеко от Светлой Личности и его присных.
– Сам-то хорош, – смущённо проворчал Чобы. – И вообще правильно, что мы не вякали. Когда такие лбы вокруг…