Погружая Фракомбрасса в глубокий гипнотический транс, Подметала не испытывал ни малейших угрызений совести. Двойственность его натуры, жестокой и поэтичной одновременно, давным-давно заставила ухайдакера отказать всем прочим в свободе выбора. Сердцевиной мира, средоточием грандиозных замыслов, единственной движущей силой был он один. Остальным отводилась незавидная роль орудий – совершенно неважно, что они там думали о себе и своём предназначении на этом свете. Похожие на голубые льдинки глаза Чаквы отразили на миг сияние луны. Занозистые доски лесов немилосердно скрипели и визжали под ногами. Пират бодро пыхтел где-то впереди и сверху, обогнав его, по меньшей мере, на два пролёта. Ухайдакер мысленно поздравил себя с таким изящным решением проблемы. Потеряв почти все накопленные за долгие годы магические артефакты, он, тем не менее, ухитрился заполучить необходимое для реализации своего плана – причём буквально в последний момент. Конечно, утрачено оказалось непозволительно многое; но… Один из его жизненных принципов, неоднократно проверенный временем, гласил: чем переживать по поводу того, чего у тебя нет, лучше подумай, как обойтись тем, что имеешь.
Леса, наконец, закончились. У подножия башни расстилался спящий город. Отсюда он был виден весь: жалкие квадратики крыш, узкие кривые улочки и россыпь окраинных лачуг. Любой из кварталов Биг Бэби был больше, чем этот, изначальный Вавилон; но некое неуловимое сходство всё же присутствовало – словно нить, протянутая сквозь века.
Фракомбрасс между тем принялся карабкаться на стену. Как и предполагал Шамполамо, сложена она была на редкость халтурно; пожалуй, не окажись под рукой обезьянца, он и сам бы рискнул пойти на этот трюк. Для шимпа глубокие щели в кладке вообще оказались ничем не хуже лестницы. В скором времени сверху полетела, разматываясь, верёвка; ухайдакер натянул кожаные перчатки и поудобнее приторочил зонт. Осталась самая малость…
И вот он уже стоит на верхушке башни, закрыв глаза и глубоко вдыхая чистый, напоённый ночной прохладой воздух. На то, чтобы как следует выстроить дыхание, ушло минуты три. Получивший соответствующиераспоряжения Фракомбрасс соскользнул по верёвке вниз. Правильно, лучше ему не путаться под ногами… То-то радости будет завтра горожанам: говорящая обезьяна! И не просто говорящая. Можно представить себе, какие выражения будет загибать рассвирепевший экс-флибустьер! Шамполамо, улыбаясь легонько, покачал головой и взялся за крышку люка. Так… Теперь прочь все посторонние мысли; сосредоточиться на том, что делаешь… Двигаясь с бесшумной грацией крупной кошки, Подметала проник внутрь башни.
В «Жареной картошке форева» друзей ждал сюрприз. Посетитель в харчевне, несмотря на вечернее время, был всего один: у стойки бара восседал иерофант. В одной руке он сжимал высокий гранёный стакан, другой обнимал некий массивный предмет, завёрнутый в мешковину.
– А, вот и вы, доблестные каюкеры! – громогласно поприветствовал он друзей. – Ну, и как успехи?
– Никак, – устало вздохнул Иннот, усаживаясь рядом. – Облажались мы по полной. А ты что здесь делаешь?
Старец демонстративно покосился на Кактуса.
– Я так и знал, что не стоит доверять некоторым… непрофессионалам! – фыркнул он.
– Ну, это ты зря… Ты бы тоже ничего не смог поделать, – обиженно буркнул Громила. – Эй, хозяин! Принеси, что ли, бананов для затравки! Хозяин! Гм, да что это с ними со всеми?!
Тут и остальные обратили внимание на некую странность: и бармен, и официанты двигались словно во сне. Иннот быстро огляделся и начал осторожно сползать с табурета.
– Эй, парни, да я уже видел такое! Точнёхонько втот день, когда на нас с Кашлюном напали… Причём именно в этой забегаловке!
– Успокойтесь! – махнул рукой иерофант. – Это я разогнал посетителей, а персонал немножко зомбировал – ненадолго, на несколько часов. Нам предстоит обсудить вещи, не предназначенные для посторонних ушей.
– Нехорошо так поступать с горожанами! – осуждающе покачал головой Афинофоно. – Собственно, мы вполне могли бы перекусить здесь, а потом отправиться ко мне. Вы не правы, Верховный.
– И лампион вовсе необязательно было приносить, – подхватил Громила. – Как мы сможем испытать его тут? Вдруг кто-нибудь случайно войдёт?
– Только не сюда! – довольно возразил иерофант. – После того как за вами захлопнулась дверь, это место как бы вовсе перестало существовать для остального мира… По крайней мере, до утра!
– Бормотология… – вздохнул Иннот. – Слушай, Гро! Почему это у меня такое ощущение, будто вы с Афинофоно знаете нечто такое, чего не знаем мы? И ещё: вы что, знакомы? – Он с подозрением переводил взгляд с приятеля на старца.
Громила смущённо фыркнул.
– Ну да, если честно – знакомы, причём довольно давно…
– Это сейчас не главное – решительно прервал его Афинофоно. – Понимаешь… В схватке с Шамполамо никто из вас не мог выиграть. Мне сложно объяснить… В общем, это имеет отношение к судьбе. Подметала должен был покинуть наше время и отправиться в глубокое прошлое. Это было некоторым образом предопределено.
– Зачем же тогда ты попросил нас…
– Дело в том, что ваше появление подстегнуло события. Если бы ухайдакер успел как следует подготовиться… Думаю, шанс воплотить в жизнь свои безумные идеи он бы получил, а это совершенно недопустимо.
– Послушайте! – Иннот сердито сверкнул глазами. – У меня такое впечатление, что я оказался втянут в какую-то непонятную игру! Вы можете объяснить толком, что происходит?!
– Это трудно, но мы попытаемся, – улыбнулся Афинофоно. – Видишь ли, в Вавилоне издревле существовала некая сила, преследующая свои, непонятные прочим цели. Мы не знаем, кто или что это такое; для простоты мы называем её Старой Контрой. Она действительно старая, Инни: гораздо старше любого из нас. Вавилон вообще очень древний город.
– Да, очень старая и очень жестокая, – подал голос иерофант. – И совершенно нечеловеческая. Её могущество велико, но вместе с тем ущербно: насколько мы поняли, она не способна совершать самостоятельные действия в вещном мире. Для этого ей нужны эмиссары; и в лице Шамполамо она обрела, пожалуй, самого сильного и умелого из них.
– Я занимаюсь познанием этой сущности уже давно, – Афинофоно вздохнул, – но не слишком преуспел в своих начинаниях, если честно.
– Так что же всё-таки это такое – Старая Контра? Какие-то предположения у тебя наверняка есть? – поинтересовалась Джихад.
Весь последний час девушка была непривычно угрюмой: обрести в лице врага давно потерянного брата и тут же потерять его снова оказалось для неё тяжким испытанием.
– Только предположения. – Афинофоно покусал губу. – Ну что же, если тебе интересно… Я думаю, Контра – это своего рода душа Вавилона. Старая, греховная, одержимая тёмными стремлениями душа этого древнего города. Понимаешь… Все мысли и эмоции здешних обитателей, их чаяния и устремления – они не исчезали бесследно, но копились, наслаивались друг на друга, пропитывали окружающее пространство, пока их не стало столько, что возникла какая-то новая сущность… Но это всего лишь мои предположения.
– Думаю, они ближе к истине, чем что-либо ещё, – поддержал бормотолога старец.
– Не понимаю, – сказал Иннот после паузы. – Если это и в самом деле так, то зачем ей менять что-то? Ведь Шамполамо, насколько я понял, хотел создать нечто принципиально иное вместо старого Вавилона…
– Ну… – пожал плечами иерофант. – Думаю, этого мы никогда не узнаем. Возможно, с какого-то момента их пути разошлись. А может, и нет; в конце концов, какая душа бывает целиком и полностью довольна доставшимся ей телом? Кто бы не хотел измениться?
– А что это у вас там под тряпочкой? – встрял любопытный Кактус.
– А! Вот мы и добрались до самого интересного! – оживился Афинофоно. – Это совершенно потрясающая штука! Дело в том, что мы, бормотологи, уже давно ищем ключи к познанию природы Времени. Разумеется, такой могущественный талисман, как чёрная волшебная палочка, ни мне, ни даже многоуважаемому иерофанту пока не по плечу; зато мы сконструировали вот это…