туемо панив! ...Так, думая о Кармелюке, я шел за Лазаревым дальше по подземному ходу. Рядом посапывал напуганный Маремуха. Я протянул руку и нащупал клубок шпагата, который он держал перед собой. Шпагата оставалось совсем мало. А что, если мы здесь заблудимся? Я хотел попросить Валериана Дмитриевича повернуть обратно, но не решился. "Хорошо еще, что красноармеец заметил, как мы пошли сюда, - подумал я, - в случае чего он пришлет нам на выручку своих товарищей". - Стойте! - сказал Лазарев и поднял руку. Размахивая фонарем, он осторожно вошел в небольшой зал. Вправо в стену уходила черная квадратная дыра, а в левом углу зала чернели две щели. Лазарев повернул налево, и когда мы с ним подошли к щелям, то увидели, что продолжение хода здесь. Правда, ход был заложен большим квадратным камнем, но Лазарев сильно надавил камень одной рукой, и эта огромная глыба гранита повернулась на железной оси и стала поперек. Теперь по обе стороны каменной двери чернели высокие и узкие щели. В каждую из них мог пролезть человек. Лазарев молча передал фонарь Петьке, а сам, опираясь руками о камень, заглянул вглубь. Петька светил фонарем. - Предположим, что сюда идет главный ход. Ну, хорошо, а что ж это такое? И с этими словами Лазарев подошел к маленькой квадратной дырке, что чернела в стороне под самым потолком. Мы двинулись за Валерианом Дмитриевичем, и я споткнулся о камень. - А ну, посвети! - шепнул я Маремухе. Маремуха вытянул руку с фонарем так, словно на земле лежал новый череп. Он успокоился, лишь хорошо разглядев, что под ногами у меня обыкновенный квадратный камень. Наверное, им-то и была заслонена черная дырка, в которую заглядывал сейчас, приподнявшись на цыпочки, Лазарев. Вдруг Лазарев просунул в дырку руку и стал один за другим отваливать камни. Тяжело ухая, камни падали на землю, и полукруглый свод подземной залы трясся при каждом таком ударе. Лазарев смело отваливал камни, и за ними открывалась черная пустота. Когда дыра стала большой и круглой, Лазарев, кивая на черную впадину, сказал: - Сюда пойти, по-моему, интереснее. Как вы думаете, а, ребята? Мы молчали и, по правде сказать, думали только, как бы побыстрее выбраться отсюда на волю, на солнце, на свежий осенний воздух. Не дождавшись ответа, Лазарев, махнув рукой в сторону входа, загороженного камнем, добавил: - Главный-то путь, разумеется, там. Но туда мы пойти всегда успеем. Давайте лучше заглянем в потайное отделение. И Валериан Дмитриевич, взяв фонарь у Петьки, шагнул к выломанной в стене дыре. Мы полезли за ним. Идти сейчас было гораздо хуже, чем раньше. Из земли то и дело высовывались острые камни, дорога пошла в гору. Но не успели мы сделать и пятидесяти шагов, как подъем кончился, и мы стали куда-то спускаться. И чем дальше мы шли, тем круче был спуск и уже становился подземный ход. Вдвоем тут протиснуться было невозможно. Лазарев шел впереди, позванивая кандалами и размахивая фонарем. Но потом он стал идти медленнее, ощупывая стены свободной рукой. Ноги так и скользили вниз, я тоже упирался руками о скользкие стены, чтобы не подбить Лазарева. Ноги все чаще нащупывали мокрую землю. Снизу тянуло сыростью. - Валериан Дмитриевич! Подождите! - крикнул я, и голос мой сразу же замолк в этом сыром, затхлом воздухе. За шиворот капнула вода. По стенам журчали ручейки. Я уже шел по воде, и мне почудилось кваканье лягушек. Но вот откуда-то сверху повеяло свежим ветром. Я сделал несколько шагов и почувствовал, что ход снова пошел вверх. Тут было суше. Воды как не бывало. - Подожди, Васька! Не так быстро! - взмолился, догоняя меня, Маремуха. - Ну, давай скорей! - цыкнул я на Петьку, и мы стали карабкаться все вверх и вверх, пока я снова не натолкнулся на Лазарева. Он стоял, согнувшись, и освещал засыпанную мелким щебнем стену. Подземный ход кончился. - Вот закавыка. Тупик! - сказал нам озадаченный Валериан Дмитриевич. И впрямь, было похоже, что здесь тупик, но воздух здесь был чистый, свежий. - Подержи, Манджура, - сказал Лазарев, протягивая мне фонарь. - А ну-ка, попробуем! - И Валериан Дмитриевич изо всей силы ударил ногой в стенку. И сразу же нога его ушла в мягкий, сыпучий грунт, а когда Лазарев вытащил ногу обратно, мы увидели круглую дыру, а за ней - солнечный свет. Руками мы быстро разгребли землю и, когда нора стала широкой, посторонились, чтобы дать дорогу Лазареву. Я вылез из подземного хода последним и сперва даже не мог сообразить, где мы находимся. Рядом с норой, окруженной кустами, поднималась высокая зубчатая стена какой-то башни. В двух шагах от башни начинался обрыв; далеко внизу, в скалистых берегах, текла блестевшая под солнцем река. И, только взглянув налево и увидев там, на холме, обращенную к нам тыльной своей стороной Старую крепость, я понял, что мы попали в предместье Татариски, версты за полторы от нашего Заречья. - Я думал, что мы в Калиновском лесу выйдем, а тут, смотри, как близенько! - с огорчением сказал Маремуха и добавил: - Надо было в тот ход идти. - Ну, давай пойдем! - вызвался я. - Полезли назад? - Нет, что ты! - испугался Маремуха. - Уже поздно. И, словно побаиваясь, чтобы я не потащил его обратно в эту черную дыру, Петька отошел в сторону, к высокой сторожевой башне. - Валериан Дмитриевич! Валериан Дмитриевич! - вдруг закричал он. Смотрите, тут что-то написано! - Где написано? - спросил Лазарев, подходя к Петьке. - А вот, смотрите! - показал Петька, задирая голову вверх. Над входом в сторожевую башню, в каменной стене, белела узенькая мраморная плиточка. На ней была высечена надпись: "Felix regnum quod tempore pacis, tractat bella". - Это поляки написали, правда. Валериан Дмитриевич? - радостно выкрикнул Маремуха. - Написано по-латыни, - сказал Лазарев. - Надписи этой лет двести пятьдесят. Только вот как ее перевести? Постойте...- И Лазарев зашевелил губами, шепча про себя какие-то слова. Мы, выжидая, смотрели на него. Наконец Лазарев весело сказал: - Ну вот, приблизительно здесь написано так: "Счастливо то государство, которое во время мира готовится к войне". В эту минуту я еще больше стал уважать Лазарева. Петька Маремуха смотрел Лазареву прямо в рот. Видно, Петьке было очень приятно, что он первый заметил и показал Валериану Дмитриевичу эту беленькую плиточку. А Лазарев поглядел вокруг, подобрал с земли кандалы и сказал - Ну, так вот - давайте, хлопчики, по домам! Нагулялись мы с вами сегодня - пора и честь знать - А мы еще пойдем сюда? - спросил я. - Обязательно! - пообещал Лазарев. - Соберем побольше охотников да в воскресенье на целый день в поход пойдем. Помните, как в крепость с вами тогда ходили? - В высшеначальном, да? - подсказал Маремуха Мы проводили Лазарева до самого бульвара, там попрощались и пошли к себе на Заречье обедать. Возле Старой усадьбы мы бросили жребий, кому послезавтра нести в школу фонарь Вышло, что фонарь понесет Маремуха А я, довольный сегодняшней прогулкой, побежал домой с пустыми руками Из Нагорян к нам в город переехал учиться Оська Часто, во время переменок, мы выбегаем с ним на площадь за каштанами Мы отыскиваем их в кучах пожелтевших листьев, набираем полные карманы - и айда обратно, на третий этаж. Очень приятно швырять каштаны с балкона через площадь - они летят, точно пули Петро Маремуха наловчился и добрасывает их до самого кафедрального собора, однажды даже Прокоповичу каштаном в спину угодил. Его, нашего старого бородатого директора, мы видим часто. Он пошел в попы и служит в соборе Смешным показался он нам, когда мы увидели его в первый раз в длинной зеленой рясе, с тяжелым серебряным распятием на груди. Теперь, как только попадется Прокопович на глаза, мы поднимаем крик: - Мухолов! Мухолов! Позанимались мы спокойно недели три и уже не думали, что в нашу школу будут записывать еще учеников, как вдруг в классе появился Котька Григоренко Я даже вздрогнул, когда увидел его в дверях нашего класса. У нас начался урок Природовед Половьян прикалывал к доске рисунки скелета мамонта. Котька осторожно, на цыпочках, чтобы не заметил Половьян, пробрался в конец класса. Он бесшумно уселся там на заднюю парту Весь урок меня подмывало обернуться, посмотреть хоть искоса, что делает Котька, но я сдерживал себя ведь мы же враги! На большой перемене Котька уже освоился и чувствовал себя так, будто и не уходил отсюда на каникулы. Он вымазал мелом всю доску, рисуя на ней хату под соломенной крышей, прыгнул несколько раз через парту, выменял у Яшки Тиктора за два карандаша австрийский патрон. Со мной и Маремухой Котька не разговаривал. А на другой день к нам на парту, как только окончился третий урок, подсел конопатый Сашка Бобырь. - Хлопцы, помогите! - прошептал он, оглядываясь на соседей. - А что? - спросил Оська - Хлопцы, слушайте, - взмолился. Бобырь, - у Котьки есть мой бульдог Он принес его в класс Я подсмотрел, он показывал Тиктору. Хлопцы, я вам за то дам дроби, у меня есть целый фунт дроби Только помогите, хлопцы! - А где же Котька? - спросил, вставая, Маремуха. Его глаза загорелись. Он вышел из-за парты. - Наверх побежал, наверх! - с волнением ответил Бобырь. Он так волновался, что даже его веснушки побагровели Мы нашли Котьку в конце пустого коридора третьего этажа Он шел из уборной к нам навстречу, заложив руки в карманы. - Котька. послушай! - дрожащим голосом остановил его Сашка Бобырь - Ну? - насторожился Котька и вынул руки из карманов Он стоял перед нами в серой гимназической курточке, чуть нагнув вперед голову; в его недобрых блестящих глазах было опасение, тревога. - Котька, отдай бульдог! - решительно сказал Бобырь - Бульдог? - встревожился Котька - У меня его нет! - Не обманывай, есть! - прохрипел Бобырь. - Он у тебя в кармане. И в ту же минуту Котька прыгнул назад к окну. Наперерез ему бросился Петро и закричал: - Хватай его за ноги! Хорошее дело - хватай за ноги! Но ведь это не так просто, как думает Петрусь Котька размахивает ногами так быстро и сильно, что подойти к нему невозможно Спиной он отталкивает Маремуху, но тот крепко сжал Котькины руки и не отпускает. Григоренко кряхтит от злости, мотает головой, но вырваться не может, - Да ну, хватай! Дай ему леща! Что вы боитесь! - подбодрил нас Петрусь. В эту минуту мне удалось поймать Григоренко за ногу. Я крепко ухватил его за ботинок и потянул изо всей силы к себе. Бобырь понатужился и швырнул Котьку на пол, под самую печку, к ногам Маремухи. Теперь Григоренко нам не страшен. Сейчас мы его обыщем! - Пустите, сам отдам, - сквозь зубы прохрипел Котька. - Отдашь? - сидя верхом на Котькиных плечах, недоверчиво переспросил Бобырь. - Отдам... Ей-богу, отдам,- пообещал Григоренко. - А ну, пустите его, хлопцы! - приказал Бобырь и вскочил на ноги. Не очень охотно мы выполнили это приказание. Помятый, взъерошенный Котька, не глядя на нас, медленно поднялся и отряхнул со штанов пыль. Потом он полез в карман и неторопливо вытащил никелированный бульдог. Это был очень хороший бульдог - новенький, блестящий: видно, из него стреляли очень мало. Бобырь даже облизнулся. - Ну, дай сюда, - попросил он, протягивая свою длинную худую руку. - Дать? Что дать? Что ты хочешь?..- крепко сжимая рукоятку бульдога, удивленно спросил Котька. - Револьвер! - простонал Бобырь и протянул навстречу другую руку. - Револьвер? А, дудки! - и с этими словами Котька, размахнувшись, вышвырнул бульдог в открытое окно. - Нате! - злобно прошипел он, и в эту минуту внизу, на площади, хлопнул револьверный выстрел. Вот так штука! Это, видно, выстрелил, ударившись о камни, Сашкин бульдог. Мы присели. А вдруг пулей убило кого-нибудь на площади? Маремуха попятился к лестнице. А Котька, одернув рубашку, злобно улыбнулся и спросил: - Получили? Только сейчас мы пришли в себя, поняли, как ловко обманул нас Григоренко. - Ты... ты... к папе захотел? - выкрикнул, заикаясь, побледневший Сашка Бобырь. - Подожди! - остановил Бобыря Петька. - Побежали на балкон, посмотрим! Мы помчались по коридору. - Он что у тебя - самовзвод? - догоняя Бобыря, с сочувствием спросил я. - Ну да, самовзвод...- жалобно ответил Сашка. Мы осторожно выглянули с балкона на улицу. На площади пусто. Желтые листья валяются на камнях. На самом углу гимназии, под тем окном, из которого только что выбросил револьвер Григоренко, стоит какой-то красноармеец и смотрит вверх, на третий этаж, где ветер качает обе половинки открытого окна. Постояв немного под окном, красноармеец сунул револьвер в карман и медленно, то и дело оглядываясь, пошел прочь. Сашка с тоской следил за каждым его шагом. Никогда уж не видать ему своего бульдога! Да и мы все с сожалением смотрели вслед красноармейцу, а я подумал даже: "Не побежать ли за ним вдогонку?" Мне казалось, что, если бы как следует попросить красноармейца, он бы отдал нам бульдог. Зачем он ему, этот маленький, пустяковый револьвер с мягкими свинцовыми пульками? Ведь, наверное, у красноармейца есть наган. Но пока я думал так, красноармеец скрылся за кафедральным собором. Бежать было поздно. Уже в классе Котька Григоренко, отойдя к учительской кафедре, погрозил: - Мы еще с вами поквитаемся! Погодите... - Ладно, ладно. Еще захотел? Гадюка петлюровская! - со злостью ответил Маремуха. В класс вошел с нотами под мышкой Чибисов, и Котька, озираясь, сел за парту