— А про что пьеса-то? — неторопливо откликается из-за печки Андрей.
— Антирелигиозная. Ведь пасха рядом с Первым маем-то.
— Пошел бы… — с сожалением говорит Андрей, выходя из-за печи и с силой протирая шею жестким полотенцем. — Да вот беда: обещал уж я тут одному человеку.
— Этот человек вместе с нами пойдет, — озорно смеясь, кивает Наталья на Тосю.
— Да нет, — отводя глаза, отвечает он. — Матвею обещал…
— Матвею? — изумленно восклицает Наталья. — Ни за что не пойдешь! — решительно отрезает она. И спохватившись, продолжает более мягко: — Ну ты сам посуди: разве эта компания…
Но Андрей уже строптиво насупил брови.
— Это кто же мне запретит пойти к нему?
— Кто-кто?! — восклицает Наталья с досадой. — Нечего тебе у кулаков делать, и только!
— А что этот кулак за работу мне целую сотню отвалил, это, по-твоему, ничего не стоит?
— Сотню-сотню, — бесцеремонно продолжает Наталья распекать брата. — Напоят до бесчувствия за эту сотню, а там к тебе еще эта краля Нюрка привяжется. И пойдет опять…
— Ната-аша! — зардевшись, восклицает Тося.
— Что «Наташа»? — оборачивается к Тосе расходившаяся Наталья. — Факт, что привяжется. Был бы самостоятельным, так…
— Наташа! — не находя слов, Тося в смятении поднимается с лавки и делает шаг к двери. — Разве можно такое? Об Андрюше?!
Заметив, что Андрей что-то хочет сказать ей, говорит в замешательстве, протягивая к нему руки:
— Не надо, Андрюша! Не говори ничего. Я и так верю тебе. Иди, куда хочешь! — И она быстро скрывается за дверью.
…Степка дома один.
За окнами подвывает поздняя, нежданная в такое время метель.
Сквозь изукрашенные причудливыми морозными узорами окна в скудно освещенную избу смотрит бездонно-черная ночь. Метель шоркает о замерзшие стекла пригоршнями сыпучего снега, жалобно стонет и разноголосо гукает в печную трубу.
За столом у коптящей лампы Степка читает «Вечера на хуторе близ Диканьки». Временами отрываясь от книги, он с замиранием сердца смотрит по сторонам, невольно ожидая, когда из темноты выступит черный Вий и укажет на него длинным железным пальцем.
Чтобы убедиться, что это только так — ему кажется, он перестает читать. Превозмогая жуть, храбро оглядывается по сторонам, потом встает, обходит все углы, и, убедившись, что там никого нет, снова берется за чтение.
Двери открываются, входит Наталья, веселая, раскрасневшаяся от ветра. Она с ласковой улыбкой смотрит на брата, оглядывает избу, спрашивает:
— Андрюша не приходил?
Степка отвечает, что нет, не приходил, и оживление Натальи спадает. Крепко сжав сомкнутые у груди руки, она говорит, глядя на Степку невидящими глазами:
— Что же делать? — и, не дождавшись ответа, добавляет: — Надо идти за ним, хоть ночевать домой привести… Где же Федька? Вечно пропадает непутевый парень. Как надо — никогда не найдешь.
— Федька, наверное, к Илюхиным на вечерку ушел, — отвечает Степка. — Я днем слышал, как они с ребятами сговаривались.
— Что же делать? — сокрушается Наталья. — Самой мне к Сартасовым никак нельзя.
— Давай, я сбегаю, — предлагает Степка, со страхом представляя темную улицу.
— Да ведь ты забоишься? — восклицает Наталья, с надеждой глядя на него.
— Забоюсь.
— Ну так как же ты побежишь?
— Как побегу? Забоюсь, а побегу.
— Ух ты, храбрец. Ну, хоть и побежишь ты, так что от тебя толку-то?
— Скажу: «Андрюша, пойдем домой, Наталья зовет…»
— Так и послушается тебя Андрюша… А нечего делать, придется тебе идти. Только мы пойдем вместе. Я доведу тебя до их дома, ты зайдешь, а я на улице ждать буду, пойдет?
— Айда! — весело срывается Степка с места, надевает полушубок и выходит вслед за Натальей.
…При появлении в доме Сартасовых Степки человек шесть мужиков, сидевших за большим столом, прервали нестройную песню и уставились на мальчика мутными глазами. Только Анна Сартасова, как бы ничего не замечая, положила руку на плечо Андрея и, закатив к потолку глаза, продолжала самозабвенно выводить своим высоким резким голосом:
Из-за стола поднялся Матвей Сартасов и, узнав Степку, двинулся к нему нетвердой, пьяной походкой.
— А-а, Степан, свет Михайлович! Милости просим, милости просим, — тянет он, подходя ближе. — С чем пожаловать изволил, уважаемый, дорогой наш, серебряный?
— За Андрюшей я, — пробурчал Степка, пробираясь к Андрею, сидящему рядом с Анной в переднем углу за столом, уставленным бутылками с самогоном.